Дзержинский. От «Астронома» до «Железного Феликса» - [167]
Этот период знаменовался и новым назначением Дзержинского. За полгода до апреля 1926 г., узнав о ноябрьском учредительном съезде Общества друзей советской кинематографии (ОДСК)[1326], Дзержинский послал 12 ноября 1926 г. приветственное письмо обществу: «Кинематограф может и должен стать могучим орудием культурного подъема нашей рабоче-крестьянской страны. Мы отсталы, некультурны, неграмотны, но мы поставили перед собой труднейшую задачу в короткий срок стать самой передовой, самой культурной, самой грамотной страной. Первые успехи развития нашего хозяйства и перспектива дальнейшего быстрого подъема нашей промышленности подводят крепкую базу под общекультурный подъем рабочих и крестьянских масс. В этом деле кинематограф должен сыграть немаловажную роль. Кино и радио в деревню и в рабочие кварталы, — пусть это будет нашим лозунгом, пусть кино и радио помогут скорейшему преодолению нашей некультурности»[1327]. Обращение Дзержинского и проявленный им дальнейший интерес к работе общества привели к тому, что 3 апреля 1926 г. он будет избран председателем ОДСК.
6–9 апреля 1926 г. Феликс Дзержинский участвует в работе Пленума ЦК ВКП (б), где вновь выступил с критикой взглядов Троцкого и Каменева по вопросам индустриализации. Этому предшествовала его констатация в письме Рыкову того, что Троцкий и Пятаков в политическом плане консолидируются с Каменевым и Зиновьевым. Рассматривался ими вопрос и о снятии Пятакова с должности зама Дзержинского в ВСНХ. Хотя в более поздних письмах Дзержинский и отзывался о Пятакове как о хорошем специалисте. Но политическую его линию Дзержинский не принимал. Не случайны поэтому его и Рыкова выступления на пленуме против Каменева и Зиновьева.
Вскоре после пленума Дзержинский ушел в заранее намеченный Политбюро отпуск. Он проходил с 15 апреля по 5 мая 1926 г. в Крыму, в Мухалатке.
Сразу после окончания отпуска он едет, как и намечал ранее, 6 мая в Харьков, а затем в другие места. Он предполагал пробыть в этой командировке около месяца. Здесь он проводит ряд совещаний по состоянию местной промышленности. Вернувшись в Москву на несколько дней в середине месяца, он поставил вопрос о переносе Политбюро его доклада о Главметалле с 31 мая на 7 июня. Не дожидаясь решения, он вновь выехал в Харьков, куда прибыл 19 мая[1328]. Между тем Политбюро 20 мая удовлетворило просьбу Дзержинского о переносе доклада[1329]. Дзержинский получил возможность сосредоточиться на работе в Харькове.
Поездки на места характерная особенность его жизни. Он явно любил работать в регионах, где мог сразу видеть результаты своего труда. Последнюю поездку Дзержинский в первоиюньском письме Рыкову и Молотову характеризовал следующим образом: «поездка моя на Украину убедила меня, что я, как организатор (а не спец), должен особенно часто ездить на места, на заводы — узнавать людей, организационно им помогать. И не моя работа сидеть в СТО». Схожие мысли можно найти в его письме от 20 мая жене из Харькова: «…Я нахожусь здесь второй день… Выеду отсюда в Екатеринославль и Донбасс… Я вижу здесь новых людей, проблемы здесь ближе к земле и приобретают больше черт конкретности, к моим мыслям больше прислушиваются и откликаются на них… Я охотно переехал бы в провинцию на постоянную работу». Поездка в Екатеринославль и Донбасс не состоялась, так как вскоре Дзержинский вновь вынужден был вернуться в Москву для оказания помощи Югостали Южному машиностроительному тресту по линии центральных учреждений[1330].
Практически весь май-июнь он разрывался между Москвой и Харьковом. Поездки, доклады, совещания заполняли все свободное время. Не радовали его и новости с Родины, где 12–14 мая произошел военный переворот, приведший Пилсудского к власти. Все это давило, как и постоянные споры в Москве по экономическим вопросам. Не случайно 2 июня 1926 г. Дзержинский написал письмо Рыкову, в котором просил об отставке с поста председателя ВСНХ[1331]. Отставка в очередной раз не была принята, и Дзержинский продолжил работать.
Ему предстояло сделать вскоре новый доклад на июньском пленуме партии. Этот требовало тщательной аргументации своей позиции. Дзержинский направляет запрос в Политбюро о предоставлении ему пятидневного отпуска с 22 июня 1926 г. для подготовки к докладу о ВСНХ[1332]. Политбюро удовлетворило его просьбу. В этой связи следует упомянуть, что пятидневный отпуск для подготовки докладов был обычным решением для Политбюро. Так, незадолго до просьбы Дзержинского Политбюро 7 мая удовлетворило аналогичную просьбу Сокольникова, предоставив ему для подготовки те же 5 дней отпуска[1333]. Вместе с тем сложно было назвать это отдыхом и, как показали последующие события, работа над этим и другими докладами лишь ухудшила состояние здоровья Дзержинского. Следует также отметить, что в конце весны — начале лета отдыхал Менжинский, и нагрузка на Дзержинского только усилилась. Именно Дзержинский настоял на отдыхе Менжинского летом 1926 г., позднее по его просьбе этот отдых продлили до 1 июля 1926 г.[1334] Менжинский отдохнул, Дзержинский не успел. Все июльские дни он работал по воскресным дням на даче под Москвой. Настоящих выходных у него не было. «По воскресеньям, будучи на даче за городом, вместо отдыха он сидел за бумагами, проверял представляемые ему отделами ВСНХ таблицы данных, лично подсчитывал целые столбцы цифр (он, как и раньше, не чурался никакой черной работы)», — вспоминала его жена
Поэтизируя и идеализируя Белое движение, многие исследователи заметно преуменьшают количество жертв на территории антибольшевистской России и подвергают сомнению наличие законодательных основ этого террора. Имеющиеся данные о массовых расстрелах они сводят к самосудной практике отдельных представителей военных властей и последствиям «фронтового» террора.Историк И. С. Ратьковский, опираясь на документальные источники (приказы, распоряжения, телеграммы), указывает на прямую ответственность руководителей белого движения за них не только в прифронтовой зоне, но и глубоко в тылу.
Созданная в декабре 1917 года ВЧК — Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем — не только положила начало истории советских спецслужб, но и стала для многих зловещим олицетворением Октябрьской революции. Книга ведущего историка террора Гражданской войны, кандидата исторических наук, доцента Института истории СПбГУ И.С. Ратьковского, на основе обширного круга источников во всех подробностях освещает Красный террор ВЧК, развенчивая устоявшиеся мифы о деятельности чекистов. Какой вклад внесли Ленин и Дзержинский в строительство ВЧК? Какую роль в старте террора сыграли покушения на первых лиц Советской России и что было главной причиной введения большевиками смертной казни? Был ли Красный террор ответом на террор Белого движения и иностранных интервентов, жесткие подавления революций в Германии и Финляндии? Как ВЧК боролась с контрреволюционным подпольем, преступностью, оппозиционными партиями и движениями? Каким был кадровый состав чекистов и все ли они смогли выдержать испытание властью? Каков реальный масштаб репрессий советской власти и что стало итогом политики КРАСНОГО ТЕРРОРА?
Созданная в декабре 1917 года ВЧК — Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем — не только положила начало советским спецслужбам, но и стала для многих зловещим олицетворением Великой русской революции. Новая книга ведущего историка террора Гражданской войны, доцента Института истории СПбГУ, на основе обширного круга источников во всех подробностях освещает Красный террор ВЧК в 1918 году, развенчивая устоявшиеся мифы о деятельности чекистов. Каков вклад Ленина и Дзержинского в строительство ВЧК? Какую роль в старте террора сыграли покушения на первых лиц Советской России и что было главной причиной введения большевиками смертной казни? Был ли Красный террор ответом на террор Белого движения и иностранных интервентов, жесткие подавления революций в Германии и Финляндии? Как ВЧК боролась с контрреволюционным подпольем, преступностью, оппозиционными партиями и движениями? Каков был кадровый состав чекистов и все ли они выдержали испытание властью? Наконец, каковы реальные масштабы репрессий ВЧК и что стало итогом политики КРАСНОГО ТЕРРОРА?
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.
В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.