Дзержинский. От «Астронома» до «Железного Феликса» - [163]

Привет, Твой Сталин»[1292].

Поддержка Дзержинскому была оказана. Вместе с тем, поддержка Сталина ему не была безусловной. Как показал июль 1925 г., поддержав его в одном вопросе, Сталин мог выступить критиком решений Дзержинского в других.

Тем не менее Дзержинский, получив моральную поддержку Сталина, попросил его вскоре в письме от 29 июля о возможности подобрать для работы в ВСНХ «100–150 человек из здоровой, отборной молодежи, экономистов и инженеров-техников, чтобы я мог их распределить по всем ячейкам ВСНХ, по московским трестам и некоторым заводам для кампании поднятия производительности, и чтобы через них мне связаться со всей учащейся молодежью. Они могут быть еще студентами — пусть мне дадут в неделю 10 час. каждый, пусть учатся жизни»[1293]. Дзержинский вновь, как и ранее в деле борьбы с детской беспризорностью, хотел сделать ставку на молодежь. Вновь, мобилизовав людей, решить проблему.

Между тем всем очевидна была усталость Дзержинского. Кто-то хотел, чтобы он отдохнул и зарядился энергией для дальнейшей работы, а кто-то просто стремился отделаться от раздражающего своими новыми идеями Дзержинского. Тем более что повод для этого был: в конце июля 1925 г. он серьезно заболел. Дзержинский откровенно писал Сталину 10 августа: «Дорогой тов. Сталин, я не отвечал так долго на Ваше письмо и запросы по Днепрострою. Так как заболел осложнившейся ангиной, которая перешла на ноги и заставила почти без движения лежать в постели безвыходно две недели. Сейчас поправляюсь, но слаб еще и боль перешла в руку, поэтому пишу карандашом». Далее в письме он объяснял свою нервозность в последний период: «Я действительно нервничал, может слишком «повышенно», но не только из-за своих нервов — право. На посту предс. ВСНХ можно быть не политику, а деловому практику в настоящее время, лишь при том условии, если есть постоянное, повседневное, достаточно бдительное руководство сверху со стороны СТО и СНКома, их председателей. Это же абсолютно не было. Не было линии (я говорю о повседневной работе), жилось изо дня в день, перспективной (плановой) работы никакой. У нас вязнули то хвост, то голова — не видели опасности нашего роста, если жить без предвидения, что будет через полгода-год. Я говорю о советском руководстве — о хозяйственном в первую очередь. Сейчас с приездом Каменева стало легче». Ответил он Сталину и на критику за несвоевременную программу строительства Днепрогэса. Дзержинский писал: «Я им не увлекаюсь и сейчас. Комиссия Троцкого была создана именно для того, чтобы затормозить эту форсировку, которая шла на нас со стороны Госплана, чтобы включить начало постройки уже в 25/26 г. Мы в этом году не начнем постройки, а там видно будет»[1294].

В конце лета 1925 г. ЦК ВКП (б) уже категорически потребовал от Ф. Э. Дзержинского отправиться в отдых. При этом Политбюро 13 августа определило как дату отпуска (с 15 августа), так и его продолжительность: два месяца[1295]. Этому решению предшествовала длительная борьба с Дзержинским по поводу его отпуска. Решения о необходимости отпуска в 1925 г. неоднократно принимались партийным руководством, но отпуск неизменно откладывался. Только в августе вопрос об отпуске был решен. Сам Дзержинский не желал уходить в отпуск, но в конечном счете смирился, о чем писал Сталину в письме еще 10 августа: «С 15 августа по указанию врачей Пбюро дает мне отпуск. Хочу лечиться, вылечиться и вести борьбу за наш СССР»[1296].

Перед самым отъездом на отдых в Кисловодск Дзержинский получил сведения, что некоторые сотрудники ОГПУ, работающие в бюро пропусков, в столе справок, в других отделах, принимающих посетителей, грубо отвечают на их вопросы. При проверке это подтвердилось. Дзержинский незамедлительно распорядился, чтобы в часы приема посетителей за окошками сидели только начальники управлений и отделов ОГПУ и чтобы они сами давали исчерпывающие ответы на все вопросы посетителей, и непременно в вежливой форме[1297].

Отпуск начался согласно предписанию Политбюро 15 августа[1298]. Из Москвы на поезде Дзержинский приехал на станцию Минеральные Воды, где его встретили секретарь Терского окружного комитета партии С. О. Котляр, директор курортов кавказских минеральных вод С. А. Мамушин и начальник Терского окружного отдела ОГПУ Ф. Т. Фомин. По дороге в Кисловодск Дзержинский буквально забросал их вопросами о кавказских санаториях, их пропускной способности и возможности перевода на круглогодичную работу, а также об условиях труда работающих там[1299].

В Кисловодске Ф. Э. Дзержинский поселился на даче «Карс»[1300], построенной здесь в 1912 г. по проекту известного к этому времени Эммануила Багдасаровича Ходжаева для Аслана Александровича Тарасова, известного и богатого армавирского купца[1301]. Для Дзержинского и приезжающей позднее жены был подготовлена квартира из трех комнат, занимавшая весь второй этаж дачи. Однако Дзержинский отказался от этого предложения, заняв только одну комнату[1302].

Отдых, как часто это было, совмещался с работой. Дзержинский общался с чекистами, которые находились на лечении в Кисловодске. Решал их бытовые проблемы, разъяснял различные моменты. Особенно часто он общался с В. Р. Менжинским, тоже лечившимся в то время в Кисловодске. 25 августа он настоял на продлении отдыха Менжинского до конца октября 1925 г., написав соответствующее письмо в ЦК