Дзен в искусстве написания книг - [5]

С чего вдруг волосы дыбом и капель с носа?

Я понял, что наконец сочинил на самом деле хороший рассказ. Первый за десять лет. Причем это был не просто хороший рассказ, это была дивная помесь на грани чего-то нового и небывалого. Не традиционная страшная история, а история о любви, времени, памяти и смерти.

Я отправил «Озеро» Джули Шварц, моему литагенту. Рассказ ей понравился, но она сказала, что это не традиционная вещь и ее будет трудно пристроить в журнал. «Weird Tales» походил вокруг, присмотрелся, потыкал трехметровым шестом, но все же решил — ладно, черт с ним! — напечатаем, хотя рассказ и не вписывался в их формат. Но я должен пообещать, что в следующий раз напишу старую добрую страшную историю в лучших традициях жанра. Я пообещал. Мне заплатили двадцать долларов, и все были счастливы.

Что ж, кто-то из вас знает, что было дальше. За прошедшие с той поры сорок четыре года «Озеро» переиздавалось десятки раз. Именно этот рассказ впервые заставил редакторов других журналов разуть глаза и заметить парня с вздыбленными волосами и мокрым носом.

Извлек ли я трудный или не очень урок из «Озера»? Нет, не извлек. Я вернулся к сочинению старых добрых страшных историй в лучших традициях жанра. Я был еще слишком молод, чтобы хорошо разбираться в писательском мастерстве, и мои собственные открытия оставались незамеченными мной еще много лет. Я болтался по разным жанрам и писал, в основном убого.

В двадцать с небольшим мои опусы в жанре ужасов были полностью подражательскими, с редкими сюрпризами в виде ярких идей и еще более редкими неожиданными удачами стиля; мои научно-фантастические рассказы были ужасны, а детективные вещи — на грани бреда. Я тогда находился под сильным влиянием моего доброго друга Ли Брэкетт, с которой встречался по воскресеньям на пляже Масл-Бич в Санта-Монике, штат Калифорния, где запоем читал ее великолепные марсианские рассказы о Старке, завидовал и пытался имитировать ее истории в «Flynn’s Detective».

Но в те же годы я начал составлять длинные списки, куда вносил самые разные существительные, иногда — с определением. Именно эти списки в конечном итоге и подтолкнули меня к написанию моих лучших вещей. Я на ощупь искал путь к чему-то искреннему и честному, спрятанному под крышкой люка у меня в голове.

Списки были примерно такими:

ОЗЕРО. НОЧЬ. СВЕРЧКИ. ОВРАГ. ЧЕРДАК. ПОДВАЛ. ЛАЗ В ПОТОЛКЕ. МЛАДЕНЕЦ. ТОЛПА. НОЧНОЙ ПОЕЗД. ГУДОК В ТУМАНЕ. ГАЗОНОКОСИЛКА. КАРНАВАЛ. ЦИРК. КАРУСЕЛЬ. КАРЛИК. ЗЕРКАЛЬНЫЙ ЛАБИРИНТ. СКЕЛЕТ.

Я начал видеть закономерности в списках, в этих словах, которые я спонтанно изливал на бумагу, позволяя своему подсознанию вроде как сыпать крошки птицам.

Глядя на эти списки, я видел свои прежние любови и страхи, связанные с цирками и бродячими карнавалами. Я вспоминал, забывал и опять вспоминал, как отчаянно перепугался, когда мама посадила меня на первую в жизни карусель.

Каллиопа вопила, мир кружился, эти страшные деревянные кони скакали, и мои крики вплетались в общий гвалт. Я потом много лет даже не подходил к каруселям. А когда спустя несколько десятилетий все-таки подошел, карусель унесла меня прямо в самую гущу книги «Что-то страшное грядет»[2].

Но задолго до этого я продолжал составлять списки. ЛУГ. ЯЩИК С ИГРУШКАМИ. ЧУДИЩЕ. ТИРАННОЗАВР-РЕКС. ЧАСЫ НА БАШНЕ. СТАРИК. СТАРУХА. ТЕЛЕФОН. ТРОТУАР. ГРОБ. ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СТУЛ. ФОКУСНИК.

Из нагромождения этих имен существительных я выудил научно-фантастический рассказ, который не был научно-фантастическим рассказом. Я назвал его «Р — значит ракета». Опубликовали его под названием «Король серых пространств». Это история о двух мальчишках, больших друзьях, одного из которых взяли в Академию космонавтики, а второго — нет. Рассказ отвергли во всех научно-фантастических журналах, потому что это всего лишь история о дружбе, которая проверяется обстоятельствами, даже если обстоятельства связаны с полетами в космос. Мэри Гнедингер из «Famous Fantastic Mysteries» прочла рассказ и опубликовала. Но, опять же, я был слишком молод, чтобы понять, что «Р — значит ракета» — именно из тех рассказов, которые сделают из меня писателя-фантаста, любимого многими, но многими и обруганного за то, что я никакой не фантаст, а «человеческий» писатель; и черт бы с ними!

Я продолжал составлять списки, куда попадали не только кошмары, ночь, темнота и вещицы, спрятанные на чердаке, а еще игрушки, которыми люди играют в космосе, и идеи, почерпнутые из детективных журналов. Большую часть моих детективных историй, опубликованных в «Detective Tales» и «Dime Detective», когда мне было двадцать четыре, даже не стоит теперь перечитывать.

Периодически я наступал на собственные шнурки и писал почти неплохие рассказы, вспоминая Мексику, которая меня напугала, или Лос-Анджелес во время бунтов пачуко. Но мне понадобилось почти сорок лет, чтобы усвоить жанр детектива/триллера/саспенса и заставить его работать в моем романе «Смерть — дело одинокое».

Но вернемся к моим наброскам. Зачем к ним возвращаться? К чему я веду? Ну, если вы писатель или надеетесь стать писателем, подобные списки, почерпнутые из глубин вашего собственного сознания, могут помочь вам найти