Дюймовочка крупного калибра - [19]

В коридоре Лариса Федоровна на мгновение задержалась, пропустив мужа вперед, и вдруг доверительно шепнула провожавшей их Серафиме:

– Запомните, Симочка, у вас все впереди. Главное для мудрой женщины – вовремя остановиться. Виноватый мужик – воск, лепи, что хочешь. Их надо уметь гнуть, но не ломать. А вам – спасибо.

«Сама я дура!» – уважительно глядя вслед удаляющейся чете Бобриковых, резюмировала Сима.

– Что у нас с банком? – Света томно скособочилась в кресле, обмахиваясь журналом. – Машина готова?

– Слушай, Золушка, выходи из образа. Твоя тыква ждет тебя на складе, – хихикнула Серафима. – Не быть тебе артисткой, Светка.

– Почему это?

– Режиссера не слушаешь, а экспромты у тебя неудачные.

– Это субъективное мнение непрофессионала, – обиделась Светлана. – Я всю сцену на себе вытянула. Нравится тебе или нет, а она поверила, и все обошлось.

– Медаль тебе, пиши заявление. Все, верни мне Жанку, работать надо.

– Ну, еще пять минуточек, – заканючила уборщица. – Когда еще в начальниках буду? Дай насладиться.

– Ладно.

– Спасибочки, – Светка снова по-хозяйски откинулась в кресле. – Сима, свари-ка мне кофе быстренько!

– Сейчас я тебе лучше юрисконсульта пригоню, чтобы ты ее уволила, – расхохоталась Серафима.

Кому-то изменяют, кто-то расстается, кто-то встречается. Круговорот чувств в природе бесконечен. Счастье и несчастье, встречи и разлуки так плотно переплетены между собою, что сложно понять, где заканчивается одно и начинается другое.

Зима, холодная, слякотная, гриппозная, стала для Серафимы праздником. Раздраженные сограждане, толкавшие ее в транспорте, казались милыми и несчастными, потому что они не жили в гармонии друг с другом. Терпимость и благожелательность росли в Симе в геометрической прогрессии. Когда на душе светло, то и фонарей не надо. Счастье перестало пугать, она даже начала привыкать к нему, страх отступал, настоящее казалось незыблемым и стабильным. Волновало лишь одно – пока не шло речи о браке. Но, во-первых, утешала себя Серафима, для столь серьезного решения еще слишком рано, а во-вторых, разве в штампе счастье? Да и никакая это не гарантия, а ненужный атрибут, отпугивающий мужчин.

Она твердо знала, что никогда, ни при каких обстоятельствах не заговорит на эту тему первой.

Вконце февраля Антона срочно услали в командировку.

– Лапа моя, не успеваю тебе ключи передать, – расстроился он. – И главное – вообще не понимаю, на сколько еду, обратных билетов еще нет. Ты меня дождешься?

– В каком смысле «дождусь»? – опешила Серафима. На носу было Двадцать третье февраля и Восьмое марта, а тут такие непонятные события.

– Мне страшно оставлять тебя одну, – признался Антон. – И мне было бы спокойнее, если бы ты осталась в нашей квартире. Давно думал сделать тебе ключи, и вот теперь сам виноват – буду дергаться.

– А ты где? – Симу это выступление совершенно сбило с толка. То ли признание, то ли оправдание, то ли еще что.

– В аэропорт несусь.

– А. Ну счастливо.

– Ты не ответила. Дождешься?

– Антон, но ты же не в армию на два года уходишь! И мне не шестнадцать лет! Куда я денусь?

«Тьфу! – тут же расстроилась она. – Так говорить ни в коем случае нельзя. Мужчина всегда должен быть в напряжении и держаться за свою женщину. Как это «куда денусь»? Такая всем нужна, а он там теперь расслабится. Да еще в командировке! Знаю я эти командировки!»

Хотелось плакать.

– Ты к празднику хотя бы вернешься?

– Я постараюсь. Обязательно, – горячо зашептал Антон, не уточняя, к какому именно: к женскому или мужскому.

Пришлось ехать ночевать к бабушке.

– Что случилось? – перепугалась Анфиса Макаровна, увидев на пороге внучку с трагически перекошенным лицом.

– Он уехал! – неожиданно разрыдалась Сима. Слезы лились таким потоком, что она даже мельком удивилась, как это бескрайнее горе удалось довезти до дома и не расплескать.

– Как это? Что? Ты беременна?

– Бабуль, ну чего ты всякую ерунду говоришь? – всхлипнула Серафима. Бабушка своими вопросами не к месту мешала прочувствовать трагичность момента.

– Это не ерунда. А чего тогда голосишь? Не помер же. Надолго уехал-то?

– На неделю, наверное. – Сима снова зарыдала.

– Тьфу, дурища. Я думала, серьезное что-то случилось, – махнула рукой Анфиса Макаровна.

– А это, по-твоему, не серьезно? Я без него дня не могу.

– Вот, заодно и потренируешься, – донеслось из кухни. – Не было бы в твоей жизни большего горя.

– Ты не понимаешь. Он же в командировке! А вдруг он там с кем-нибудь…

Нет, про такой ужас даже думать не хотелось. Сердце оборвалось, повиснув тяжелым булыжником на тонкой резиночке. Казалось, еще секунда и – все.

– Вдруг с кем-нибудь, – легкомысленно передразнила бабушка. – Тоже мне, небывалое явление. Да запросто! И вдруг, и с кем-нибудь! И чего в этом такого? Физиология. У мужчин она на первом месте. Самое страшное – духовная измена. Если любит – и неделю вытерпит, и не случится ничего.

– А если нет? – страшным шепотом спросила Серафима.

– А если нет, тогда и даром он не нужен.

– А как узнать?

– Никак. Об этом не надо ни знать, ни думать. Меньше знаешь – крепче спишь. Думай о хорошем, мысль материальна.

– Конечно, о хорошем, – надулась Сима. – Сначала наговорила гадостей, а теперь на позитив настраиваешь.