Дьюи. Кот из библиотеки, который потряс весь мир - [19]

— Деньги на библиотеку? Чего ради? Нам надо работать, а не читать книжки.

— Библиотека — это не амбар и не склад, — объясняла я совету. — Это жизненно важный общественный центр. У нас есть списки вакансий, комнаты встреч, компьютеры.

— Компьютеры! А сколько мы на них потратили?

В этом всегда и заключалась опасность. Едва начнешь просить деньги на библиотеку, как кто-то говорит: «Кстати, а зачем библиотеке вообще нужны деньги? У вас и так достаточно книг».

Я объясняла им:

— Новые мощеные дороги — это прекрасно, но не они поднимают дух нашей общины. Другое дело теплая, дружелюбная библиотека, которая охотно принимает всех. Что может быть лучше для морали, чем библиотека, которой мы можем гордиться?

— Я должен быть честным, — слышала в ответ. — Не понимаю, какая разница даже между самыми красивыми книгами.

Почти год все мои просьбы клались под сукно. Я едва сдерживала раздражение, но не сдавалась. И тут случилась забавная вещь: весомость моим аргументам стал придавать Дьюи. В конце лета 1988 года в Публичной библиотеке Спенсера произошли достойные внимания перемены. Число посетителей заметно увеличилось. Люди дольше проводили время в библиотеке. Они уходили счастливыми и довольными и несли эти добрые чувства по домам, в школы и на рабочие места. И беседовали на эту тему.

— Я был в библиотеке, — мог сказать кто-то, проходя мимо новых сияющих витрин Гранд-авеню.

— Дьюи видел?

— Конечно.

— На колени он к тебе садился? Он всегда устраивается на коленях у моей дочери.

— На самом деле о коте забыл, полез за книгой на высокую полку, но вместе с книгой в руке у меня оказался Дьюи. Я был так удивлен, что выронил книгу.

— И что Дьюи сделал?

— Он засмеялся.

— В самом деле?

— Во всяком случае, я в этом не сомневаюсь.

Должно быть, этот разговор продолжился и в «Сестерс-Мейн-стрит кафе», потому что члены совета наконец стали нас замечать. Их отношение постепенно менялось. Сначала они перестали посмеиваться надо мной, а потом стали прислушиваться.

— Вики, — сказал наконец городской совет, — возможно, библиотека в самом деле нуждается в переменах. Сейчас, как вы знаете, финансовые сложности и денег у нас нет, но, если вы создадите какой-нибудь фонд, мы окажем вам поддержку.

Должна признать, это было немного — но максимум того, что библиотека получила от города за долгие, долгие годы.

Глава 8 Лучшие друзья Дьюи

Шепоток, который в 1988 году был слышен в городском совете, не принадлежал мне. Это раздавались голоса людей, которых обычно никогда не было слышно: городских старожилов, матерей и детей. Кое-кто из попечителей стал заходить в библиотеку посмотреть книги, почитать газеты, полистать журналы. Другие их коллеги постоянно посещали библиотеку. Им нравилось проводить тут время; они отдыхали и набирались сил. Каждый месяц их становилось все больше. Дьюи уже не был новинкой; он стал постоянной принадлежностью общины. Люди приходили в библиотеку, чтобы увидеться с ним.

Дьюи отнюдь не принадлежал к числу тех животных, которые ко всем ластятся. Он вовсе не кидался ко всякому, кто показывался в дверях. Он просто располагался недалеко от входных дверей, и каждый, кто хотел, мог пообщаться с ним; в противном случае они обходили его и шли своим путем. В этом была тонкая разница между собаками и кошками, особенно такими, как Дьюи: кошка может нуждаться в вас, но она никогда не станет навязываться.

Если приходили постоянные посетители и Дьюи не встречал их, они обычно отправлялись по библиотеке в поисках его. Сначала они осматривали пол, предполагая, что Дьюи затаился где-то в уголке. Затем пробегали взглядом по верху книжных полок.

— Вот ты где, Дьюи? А я тебя и не заметил, — говорили они, протягивая руку, чтобы погладить его.

Дьюи вежливо подставлял им голову, но не следовал за ними. У посетителей всегда был разочарованный вид.

Но как только они забывали о нем, Дьюи прыгал им на колени. Вот тогда я видела, как человек расплывался в улыбке. И не потому, что Дьюи десять или пятнадцать минут сидел с ними, а потому, что уделял им особое внимание. К концу первого года десятки посетителей говорили мне: «Я знаю, что Дьюи всех любит, но у меня с ним особые отношения».

Я улыбалась и кивала: «Совершенно верно, Джуди», полагая при этом, что и с ней, и со всеми, кто приходит в библиотеку, у него одинаковые отношения.

Конечно, если Джуди Джонсон (или Марси Макки, или Пэт Джонс, или любой другой из поклонников Дьюи) слишком долго искала его, она, конечно, испытывала разочарование. Много раз я вела эти разговоры, только чтобы увидеть, как полчаса спустя на лице моей собеседницы, покидающей библиотеку, расцветала улыбка, когда она видела Дьюи, сидящего на коленях у кого-то другого.

— Ох, Дьюи, — укоряла она, — а я-то думала, что ты дружишь только со мной.

Она смотрела на кота несколько секунд, но Дьюи не глядел в ее сторону. Тогда она и улыбалась. Я понимала, о чем думает Джуди: «Это его работа. Но все равно он любит меня больше всех».

У нас бывали и дети. Если вы хотели понять роль Дьюи в жизни Спенсера, вам стоило лишь посмотреть на этих детей: улыбки, когда они входили в библиотеку, радость, с которой они искали и звали его, и восторг, когда обнаруживали любимца. Сопровождавшие их мамы тоже улыбались.