Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы - [26]
П р о т р у д а. Ну и хватит, юноша. Нам больше ничего не нужно. Успокойся и ступай прямиком в тюрьму.
Б а л а н д а ш е к (вдруг совершенно спокойно). Хорошо, хорошо. Я больше ничего не хочу. Даже смерти. Только спокойного, пожизненного одиночного заключения. Хочу остаться один. Не желаю быть членом никакого общества, никакой банды головорезов, не желаю даже быть художником, хотя мечтал им стать всю свою ничтожную жизнь. Хочу остаться один. Это все.
А б л о п у т о. Все складывается как нельзя лучше! Одним выстрелом мы прикончили бессчетное количество зайцев. Поручик Кротовичка! (Глинтвусь вытягивается во фрунт.) Перекрыть все входы и выходы.
Т е ф у а н. Вот-вот. Перекройте все дыры. Умоляю вас! Не дайте мне сойти с ума. Я еще держусь, но не ручаюсь, что так будет и через минуту.
Аблопуто обнимает его. Глинтвусь свистит. Во всех дверях появляются Ж а н д а р м ы.
Г л и н т в у с ь. Препроводить господина Баландашека в застенки тайного правительства. Смирно! Шагом марш!
Жандармы, окружив Баландашека, выводят его в бальную залу; за ними следуют Глинтвусь, обе матроны, три молодые Дамы и трое Секретарей.
А б л о п у т о (Тефуану, цепляя себе саблю). Ну что же, друг мой? Жизнь полна тягот, но уж как-нибудь — с черной помощью — выдюжим.
Т е ф у а н (шатаясь в его объятьях). Это же я убил ее. Я. Раньше, века три назад, я сделал бы это иначе, сам, собственным кинжалом или ядом, и не испытывал бы ни малейших угрызений совести. Сегодня я делаю это, как трус, рукою мерзкого комедианта, предварительно накропав две дюжины бессмысленных театральных пьес. О стыд! О срам! Ведь все было ради нее. (Указывает на Спику.) Теперь в моей жизни нет никакого смысла — как в тех пьесах, которые я писал.
А б л о п у т о. Утешься, друг! Времена изменились, а с ними и люди. Людей на свете больше нет. Ты ведь сам знаешь.
Т е ф у а н. Знаю, знаю. Наше божество — автомат. Прежде был божеством самовластный, злобный, роскошный тиран, который любил жизнь, нашу человеческую жизнь. Сегодня жизни не любит никто. Не божества, но жизни никто не любит — вот ведь как. Ты видишь, я и сам ни во что не верю — даже в автоматизм. Черт побери! Не верю ни во что, и баста. Одну ее я люблю, и вот она убита каким-то актеришкой в угоду глупому эстету! Вымолил ему там, у Бафомета, приятную старость. А! Чтоб его вся черная сила! Нет жизни! Ничего нет! Понимаешь ты это, Мельхиор?
А б л о п у т о (ведя его к бальной зале). Ничего нет, но мы-то остались. А мы — тайное правительство, и должны отыграть свою комедию до конца. Так же, как бутылку водки в компании — хочешь-не хочешь, но ты должен распить, так и мы обязаны разыграть эту карту, и все тут. Возможно, мы устроим маленькое «pronunciamiento», и как знать — вдруг жизнь еще наполнится смыслом. Ричард! Революцийка-то висит на волоске. Мы еще выплывем! И саму жизнь превратим в комедию дель арте кристально Чистой Формы.
Выходят.
М а р и а н н а (преклоняя на колени у ног Спики слева). Бедная наша барыня. Где же душа ее, если уже нет того света? Где-то она сейчас выдумывает свои обедики и новые наряды? Нету ее, совсем нет. Тот свет у нас отняли, а нового мира вместо него не дали.
Ф и т я (становясь на колени справа). Нет того света. И я уже ни во что не верю. А жить так тяжело, страшно тяжело.
Лакеи неподвижно стоят у двери в бальную залу.
Г о л о с А б л о п у т о (за сценой). Михал! Юзеф! Подавайте шубы, черти полосатые!
Лакеи бросаются к дверям.
Занавес
Конец действия второго и последнего
[Ноябрь 1920]
ДЮБАЛ ВАХАЗАР, ИЛИ НА ПЕРЕВАЛАХ АБСУРДА
Es ist doch teuer zu Macht zu kommen — die Macht verdummt.
Friedrich Nietzsche[15]
Посвящается Тадеушу Лянгеру
Действующие лица
Д ю б а л В а х а з а р — выглядит лет на 40. Длинные черные усы. Черные всклокоченные волосы, черные глаза. По малейшему поводу изо рта льется пена[16]. Очень широкие светло-зеленые шаровары, из-под них видны высокие фиолетовые сапоги. Бордовый френч. Мягкая черная шляпа. Титан. Голос хриплый.
С в и н т у с я М а к а б р е с к у — десятилетняя девочка, блондинка, вся в белом с розовыми ленточками. Прелестна как ангелочек. Глаза черные, огромные.
Д о н н а С к а б р о з а М а к а б р е с к у — ее мать, 26 лет, очень красивая блондинка. Ангелоподобна, как и дочь. Глаза светлые.
Д о н н а Л ю б р и к а Т е р р а м о н — 23 года. Рыжая, черноглазая. Подруга Донны Скаброзы.
С и м п о м п о н ч и к — восьмилетний сынок Донны Любрики. Блондин. В основном молчит.
Н и к о л а й В и з г о м о р д — мельник. 50 лет. Толстый. Бритый. Блондин с красной рожей.
Ю з е ф Р ы п м а н — медик. Высокий, худой. Короткие усы. Блондин.
Л и д и я Б у х н а р е в с к а я — портниха. Брюнетка. 30 лет. Довольно мила, но вульгарна.
Я б у х н а Д о л ж н я к — прислуга 23 лет. Недурна собой. Волосы темные, глаза светлые.
