Дык, или Как московские Митьки достали питерских - [2]

— Непростая это работа, — сказал он вдруг, — иметь мужа-митька, однако…

Видимо, он хотел успокоить расстроенную супругу, но последняя фраза ее просто взбесила. Она схватила вышеупомянутый предмет женского туалета и сравнивая Василия с разными неприятными для митька животными, начала гонять его по комнате.

— Дык! — негодовал Фтородентов, убегая от разбушевавшейся половины. — А ведь это ты, Мирон, Павла убил…

Наконец, разгневанная Настенька перестала бегать за мужем (а тот присел в коридоре на корточки и причитал в лучших митьковских традициях: «умирает брат Митька…»), отдышалась и сказала:

— Вот что. Я с тобой развожусь. Достал ты меня.

— Настенька, сестренка моя…

— Вон!!! — закричала сестренка. — Прочь из моего дома.

Настенька опять вскочила и погнала мужа прочь из квартиры. Дверь закрылась перед носом страдающего Фтородентова. Затем опять приоткрылась и настенькина рука выбросила спортивную сумку с надписью «SPORT» и кое-какими вещичками Василия. И снова захлопнулась. Фтородентов опустил бородатую голову.

— Однако, — тихо молвил он. — А ведь это был и мой дом. Однако…

Фтородентов, качая головой, начал спускаться по лестнице. Узрев на подоконнике все также лениво оттягивающегося Мурзика, Василий остановился и угрюмо призадумался.

— Эх, кот, — сказал он. — Однако, ушла от меня жена. Шибко сердится.

Мурзик с готовностью распушил усы и мурлыкнул.

— Да, — подтвердил Василий. — Не она, конечно, ушла. Меня выгнала… сестренка моя…

Кот потянулся и сыто зевнул. Фтородентов хмуро протянул к нему руку и взял животное за шиворот.

— Хм, а ведь это ты, Мирон, того…

Мурзик лениво задергал ногами и противно мяукнул.

— Мирон ты, или нет? — спросил Фтородентов. — Шибко толстый котяра. Свинья свиньей. Митьком хочешь быть? Будешь. Вот снесу тебя к Антонычу, окрестим Мироном, и будешь митьком. Дык…

Решив таким образом судьбу бедного Мурзика, Василий открыл сумку, выбросил оттуда штаны и свитер, засунул внутрь недовольно мяукающего кота и пошел вниз, прочь из дома, где его уже никто не любил.

Глава вторая Крещение Мирона

Вы ошиблись, прекрасная леди -

Можно жить на земле и без вас.

Саша Черный

Добравшись до котельной, где по митьковскому обыкновению работал Антоныч, Фтородентов постучал в закрытую дверь.

— Дык? — спросил изнутри хриплый пропитый голос.

— Елы-палы, — ответил Василий («Мяу,» — проорал Мурзик. Не хотел, наверно, креститься. Тоже мне, атеист!) и дверь зашуршала замком.

— М-м-м… — замычал бородатый мужик, открывший скрипучую дверь. — Братишка! Василь Федорыч! Родненький ты мой! Василечичек!

— А-а-а! — обрадовался Фтородентов. — Сергунчик!

Братишки обнялись. Долго сжимая друг друга в объятиях, они орали на всю котельную «Дык! Елы-палы! Все мы под колпаком у Мюллера!», изощрялись в цитировании самых подходящих для момента фильмов.

— Однако, — наконец успокоившись немного, сказал Василий. — Вот тут животинку принес, христианская душа, а не православный!

— Где?

Василий похлопал по сумке, Мурзик вытащил голову и мрачно глянул на братишку митька.

— Класс! — восхитился Сергей. — Прям тигра! Антоныч! Глянь глазом!

— Дык… — из темноты, шаркая одетыми на босу ногу галошами, вышел Антоныч, как и все бородатый, в телогрейке на голое тело и синих в горошек трусах.

Посасывая короткую трубочку и выпуская время от времени изо рта дым, Антоныч молча взял кота за шкирман, поднял к свету, осмотрел. Во время его махинаций митьки стояли затаив дыхание, ожидая, что скажет самый крупный авторитет по котам.

— Ничо котяра, — удовлетворенный осмотром, заявил, наконец, Антоныч. — Хоть в суп…

— Окрестить бы христианску душу, — сказал Фтородентов.

— Эт можно, — Антоныч прошел к котлу и сунул кота в воду. — Как назовем?

— Мироном.

— А, ведь это ты, Мирон, Павла убил, — хором сказали Антоныч и Серега. — Дык, елы-палы!

Кот барахтался в воде и истошно орал благим матом.

— Эк орет-то, — добродушный Антоныч сунул кота поглубже. — Во имя отца, сына и святаго духа нарекаем тебя, однако, Мироном Васильевичем.

Вынув одуревшего от ужаса кота, Антоныч встряхнул его и посадил на горячую трубу.

— Почему Васильевичем? — спросил Вася.

— Братишка он нам, — объяснил Антоныч, почесывая спину. Однако, недурно бы отметить… Елы-палы…

— Оппаньки! — сказал Фтородентов. — Дык, ведь меня, однако, жена ушла. Денег нет!

— Не в деньгах счастье, — мудро изрек Антоныч, — Серега, доставай.

Серега бросился вглубь котельной и вытащил оттуда рюкзак с портвейном.

— Слава труду! — сказал Антоныч, откупоривая первую бутылку.

Пока братишки отмечали крещение новоявленного митька, Мирон пригрелся на батарее, облизал себя с ног до головы и задремал. Судя по всему, смирился со своей теперь уже нелегкой митьковской судьбой.

Глава третья Как Фтородентов попал под машину, и что из этого вышло

Я снова у вас в гостях,

Вы молоды также, ребята,

И снова портвейн на столе,

Как в семьдесят пятом…

«Урфин Джюс»

На следующее утро Фтородентов проснулся от сильного грохота. Громыхал голодный Мирон, гоняясь по котельной за огромной крысой. С голодухи в Мироне, видимо, проснулся боевой дух предков, он дико орал, прыгал, ронял лопаты, ящики, бутылки из-под портвейна.