Дыхание судьбы - [113]

— Если бы только мы могли экспортировать! — вздохнул он.

Ханна осторожно подняла то, что напоминало бабочку с багровыми крыльями, и положила ее на кровать Лили, чтобы до нее не дотянулась дочь, которая любила все засовывать в рот.

— Ты же знаешь, что, пока нет немецкого государства, все это из области мечтаний. Но если нам повезет, в следующем году что-то может сдвинуться с места. А пока будем работать.

Он не смог сдержать улыбку. Ханна обладала практической жилкой, что не переставало его удивлять, но она была права. Экспортеры уже налаживали контакты с зарубежными странами в ожидании, когда будет создана Федеративная Республика Германия и откроются границы. Соединенные Штаты были их главной мишенью. Образцы бижутерии и пуговиц отправлялись на ярмарки в Лейпциг и Ганновер, мастера Габлонца стремились всеми способами доказать, что их талант не угас.

Ханна поставила на огонь помятую кастрюлю, которую по приезде использовали также для стирки белья.

— Меня беспокоит твой вид, — серьезно сказала она.

— Почему же? Со мной все хорошо.

— Ты плохо спишь, ужасно выглядишь, почти ничего не ешь, и одежда на тебе болтается.

Он пожал плечами. Ему захотелось пройтись по комнате, но она была слишком мала. Иногда эта теснота доводила его до безумия, и ему часто снились кошмары, в которых стены этой коробки складывались прямо на него.

— У меня те же заботы, что и у всех.

— Я знаю, что причина в другом, — мягко произнесла она. — Ты остался там из-за женщины, и тебе ее не хватает.

Андреас не мог понять, как это у женщин получается вонзать в сердце кинжал с самым невинным видом.

Ханна ничего не знала. Никто не знал подробностей о том, как он жил в Лотарингии. У него не было друга, которому он мог бы довериться, и даже если бы рядом вдруг оказался Ярослав, он ничего бы не рассказал ему о Ливии. Подобно одному из тех секретов, о которых говорят шепотом, воспоминание о венецианке было слишком мощным, слишком опустошающим, чтобы говорить о нем во всеуслышание.

Она не ответила на его письмо. Он ждал почту каждый день и всякий раз невольно испытывал разочарование, легкое и раздражающее, словно заноза под кожей, хотя в глубине души его это не удивляло. Ливия Гранди оставалась неуловимой. Она была не из тех, кто будет обременять себя готовыми фразами и общепринятыми шаблонами.

Ее образ преследовал его днем и ночью. Он думал только о ней, о ее теле, улыбках, нежных порывах и приступах гнева, о непредсказуемости ее настроения. То, что начиналось как обычная страсть, чисто мужское желание завоевания, в итоге обернулось против него, и он сам, незаметно для себя, угодил в ловушку. Никогда он не думал, что женщина может до такой степени проникнуть в его жизнь, и сейчас он был словно одержимый. Ему так сильно ее не хватало, что иногда он не мог понять, как ему еще удавалось оставаться в живых.

— Ты ведь любишь ее?

Он ощутил прилив гнева и отвернулся к окну. Зачем Ханна вмешивается в то, что ее не касается?

— Знаю, что я всего лишь твоя сестра, Андреас, — продолжила она обычным для нее насмешливым тоном. — Я всего лишь несчастная женщина, и к тому же моложе тебя, но все же ты можешь со мной поговорить. Когда-то люди жили в своих маленьких благоустроенных ячейках, и никто друг с другом не разговаривал по душам, потому что так было не принято. Существовала целая иерархия откровений. Особенно у таких людей, как мы. Но теперь этого нет. Поверь мне, я достаточно взрослая, чтобы выслушать тебя. И достаточно настрадалась, чтобы понять.

Андреас засунул руки в карманы, ощущая нестерпимое желание закурить, но там было пусто. Он вспомнил, что отдал последнюю сигарету Герту Хандлеру, у которого закончился табак для трубки. Решительно, всё было против него. Он не только подвергался форменному допросу со стороны сестры, но ему даже нечем было снять раздражение.

Он снова развернулся к ней. В комнате они едва могли передвигаться, чтобы не задеть спинку кровати, стол, полки, вешалки, с которых свисала их немногочисленная одежда.

— Ошибаешься. Я обеспокоен, потому что должен следить за тем, чтобы моя семья не голодала, потому что скоро у нас появится еще один рот, потому что я не знаю, когда мне позволят зарабатывать достаточно денег, чтобы вытащить нас всех отсюда и поселить в доме, достойном этого названия!

Ханна видела, что брат страдает, и прекрасно понимала, что гордость мешает ему довериться ей. У Андреаса были те же финансовые проблемы, что и у остальных, но он наивно полагал, что никто не замечает его отчаяния.

Она подумала, что в облике влюбленного мужчины есть что-то трогательное. Люди привыкли, что эта слабость свойственна только женщине, однако у мужчины она оказывалась более требовательной, пылкой, убедительной.

Ханна читала на его лице тревогу, вызванную разлукой. Ей хотелось бы обнять его и успокоить, сказать, что все будет хорошо, что он и его любимая снова будут вместе и что настоящая любовь не знает преград, но она стала слишком проницательной и циничной, чтобы верить в это. Когда она рассказывала очередную сказку своей дочери, то порой ловила себя на мысли, что взрослые учат детей не врать, но при этом продолжают читать им волшебные небылицы.