Дыхание мегаполиса - [7]

Светлане Петровне уделял внимание чуть больше, чем другим гостям, взялся ее проводить. И тут такое.

На вопрос о том, как бы он мог характеризовать саму Подколесину, Яков Михайлович уклонился от прямого ответа.

— Вы понимаете, — ответил он. — Мы ее давно уже знаем. Она для театра многое сделала. Помогла деньги на ремонт получить в прошлом году. Ну как тут без уважения к масштабу личности…. так сказать. Женщина она серьезная, деловая… Не без характера, конечно, но это вообще черта настоящих русских женщин…

Владимиров вдруг подумал, что сам Яков Михайлович даже сейчас Подколесину боится. У него, наверное, совсем другая жена. Умная, тонкая, образованная, возможно так же, как и он, живущая искусством.

— А наши сотрудницы из гардероба ждут Вас, — продолжил Яков Михайлович. — И все-таки согласитесь, неприятная для нас эта история. Ее бы как-то разрешить. Мы даже можем подумать о том, чтобы вернуть Светлане Михайловне часть суммы за манто. Вы поймите, мы ее очень уважаем.

Майор поднялся, чтобы побеседовать с гардеробщицами. Яков Михайлович в это время схватил что-то со стола и стал совать в руки Владимирова какие-то небольшие бумажки.

— Это пригласительные, — быстро объяснял он, — на любой наш спектакль. Мы Вас тоже очень уважаем. Хотим, чтобы и сотрудники наших органов правопорядка приобщались к искусству, так сказать.

Владимирову пришлось нехотя сунуть в карман две бумажки, остальное он взять категорические отказался. Впрочем, Яков Михайлович на этом и не настаивал.

Майор поспешил в пустой гардероб. Встреча с его работницами тоже поначалу ничего не дала. Женщины категорически не соглашались с тем, что хоть ненадолго в течение того рабочего дня покидали гардероб. Даже в туалет ходили по очереди, когда шел спектакль. Да и женский туалет располагался тут же, буквально в трех шагах от гардероба.

— Но, может быть, кто-то к Вам подходил поговорить? — уточнил Владимиров.

— Чужих никого не было, — отрезала одна из гардеробщиц (она была посмелее и чуть помоложе второй). — Зрители вещи отдавали, номерки получали, шли потом в зал. После спектакля номерки сдавали, вещи получали.

— А много осталось вещей после спектакля?

— Верхней одежды штук десять, это тех, кто на банкете, значит, — отозвалась вторая гардеробщица.

— Да, они на банкет идут, а нам их жди, — добавила первая. — Просила я Якова Михайловича, ну пусть эти — особенные гости — у Вас раздеваются, а он куда там. Ему, видите ли, некогда. А мы что — сторожа вещей этих приглашенных гостей. Ведь они даже за билеты не платят…

— Ну, может быть, кто из своих мимо проходил, может, поздоровался только с Вами? — настаивал Владимиров.

— Ну, — отозвалась вторая гардеробщица, — и поздоровались они, что же теперь обязательно украли что ли?

— Никого особенного не было, — добавила первая, — суеты было много, все-таки премьера, а вот здоровалась только Ася.

— Что за Ася? — заинтересовался Владимиров.

— Актриса наша. Она прямо в гриме перед выходом на сцену к нам забежала.

— А что ей было забегать? — быстро спросил Владимиров.

— Да так, по делу пустяшному, — нехотя отозвалась вторая гардеробщица.

— Знаете, если бы не кража большая, то и говорить бы не стали, —почему-то рассердилась первая гардеробщица. — Ася по личному делу приходила, платье она свадебное принесла.

— А платье-то зачем? — еще больше удивился Владимиров, вернее, сделал вид, что удивился.

— А вот для чего, — откровенно призналась вторая гардеробщица. — У сына моего младшего свадьба намечается. Они уже долго живут вместе, вот теперь пополнение ждут, надо все оформить по закону. А у них долги, ипотека. Денег особых нет, вот Ася и решила отдать свое платье свадебное, красивое, она сама себе его шила, бисером украшала.

— Ну и что, платье-то взяли? — спросил майор.

— Нет, не стали, хоть и красивое очень и по размеру должно было подойти, — вздохнула вторая гардеробщица.

— А почему?

— Много вы хотите знать, гражданин начальник, — вдруг совсем взъерепенилась первая работница. — Муж у нее умер, вернее, повесился, не захотели мы платье брать от такой свадьбы, вроде как примета плохая.

— А… понятно, — отозвался Владимиров. — А кого Ася-то в спектакле играла, я смотрел у Вас актрис с таким именем вроде нет.

— Играла в каком-то эпизоде что-то там из массовки. Вы не думайте, она актриса стоящая. При мне еще стольких переиграла. А вот приехал новый режиссер, и теперь она редко на сцену выходит по-настоящему, — более спокойным тоном отозвалась первая гардеробщица. — А Асей я ее с детства зову, я с ее матерью знакома была, в театре-то служу уже 45 лет. Отработала заведующей пошивочным цехом, а на старости лет в гардеробщицы подалась. А так по паспорту она Ольга.

— Ольга Соловьева? — спросил Владимиров, чувствуя некоторое волнение.

— Да, так.

— А ее муж? Как его звали, кем он был?

— Муж был актер тоже. Игорь Королев. А она фамилию никогда не меняла.

— А что с мужем-то случилось? Поподробнее можно?

— Там история сложная была, — заметила женщина со вздохом, — они учились вместе в театральном, свадьба была студенческая, но жили хорошо, правда, без детей. Все для сцены, играть стали ведущие роли почти сразу. Прямо в звезды выбились от молодых ногтей. А потом новый худрук у нас появился, что-то оборвалось прямо как. А вы знаете, когда наверх-то поднимешься, падать больно очень. Ася она покрепче была. Театр создали детский, стали ребятами заниматься, в конкурсах участвовать, даже побеждать. Игорь с ней был. А потом что-то у него случилось. Вот он и решил так вот… уйти…