Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке - [297]
Неудивительна и та сцена, которую увидел князь Я.П. Шаховской, когда пришел исполнить императорский указ о ссылке бывшего фельдмаршала Миниха в Сибирь. Возле казармы Петропавловской крепости, где сидел Миних, он застал супругу Миниха графиню Барбару-Элеонору, урожденную баронессу фон Мольцан, которая «в дорожном платье и капоре, держа в руке чайник с прибором, в постоянном (т. е. спокойном. — Е.А.) виде скрывая смятение духа, была уже готова», после чего «немедленно таким же образом, как и прежние (ранее отправленные ссыльные. — Е.А.) в путь свой они от меня были отправлены». Так же поступили и жены Остермана, Левенвольде, Менгдена, которым, как и жене Михаила Головкина — статс-даме двора, был объявлен указ императрицы, «ежели хотят, то могут с ними (мужьями. — Е.А.) ехать на житье в назначенные им места». И тем не менее они «охотно с мужьями и поехали» (788, 42, 46; 764, 208). В 1753 г. освобожденная из крепости графиня Лесток добровольно поехала к мужу в Устюг Великий и провела в ссылке вместе с ним почти десять лет (766, 231). Когдав 1772 г. Екатерина II узнала, что Н.А. Пушкина, жена фальшивомонетчика, бывшего коллежского советника М. Пушкина, намерена, оставив новорожденного сына в Москве, ехать за мужем в Сибирь, то сказала: «В оном не вижу препятствия, но многое есть примеры, что женам таковых безсчастных дозволено было с ними ехать» (554, 107). Поэтому-то так «беспечно» отнеслась охрана к жене Григория Винского, которая, преследуемая по пятам выбежавшими за ней из дома родственниками, буквально впрыгнула на ходу в кибитку мужа, — его увозили из Петербурга в вечную оренбургскую ссылку. Эта 16-летняя женщина была к тому времени беременна. Власти не ставили препятствий и сестре покойной жены Радищева, когда она захотела вместе с племянниками приехать к ссыльному в Илимск. Потом ей, как уже сказано, разрешили выйти замуж за автора злосчастного «Путешествия». Известен единственный случай, когда за ссыльной женой добровольно последовал ее муж. Это произошло в 1743 г. За приговоренной по делу Лопухиных фрейлиной Софьей Лилиенфельд поехал в Сибирь ее муж, камергер Карл Лилиенфельд, с двумя малолетними детьми. Ранее, во время следствия по делу жены, он, как отмечалось выше, добровольно сидел с ней в петропавловской крепости (310, 26, 33, S3, 97, 111).
По доброй воле за ссыльным вельможей могли ехать его дальние родственники и вольнонаемные слуги. Не отписанных в казну дворовых и крепостных, естественно, никто не спрашивал — их судьбу определял господин. С В.В. Голицыным отправилось так много слуг, что в указе 1690 г. о переводе его с семьей в Яренск было сказано, чтобы «оставить при нем поваров, конюхов и других работников 15 человек с семьями» (623-3, 30). С десятком слуг «из подлых» отправился из Ранненбурга в сибирскую ссылку А.Д. Меншиков. По-видимому, это были только крепостные, потому что уже по выезде опального вельможи к нему непрерывной чередой пошли вольнонаемные слуги, прося уволить их от службы, что он и делал (329, 161). С Долгорукими в Березов в 1731 г. приехало 14 слуг. С бароном Менгденом в Нижнеколымске оказались жена, сын, дочь, сестра жены и слуги — муж и жена; Эрнста Миниха сопровождали в вологодскую ссылку 1742 г. жена, ребенок и 10 слуг. Сам Б.Х. Миних с женой жили в Березове в одном доме с лютеранским пастором, цирюльником, врачом, поваром и двумя служанками. С целым штатом слуг «путешествовал» в Пелым и затем в Ярославль Бирон. Ему, как и Миниху, наняли пастора С А И. Остерманом и его женой в Березове в 1742–1747 гг. жили трое лакеев, повар и две служанки (664, 1564).
Согласие свободного человека, будь то родственник или слуга, сопровождать ссыльного или каторжного лишало его прав на возвращение по своей воле, хотя преступником он при этом и не считался. Лишь смерть ссыльного почти наверняка означала освобождение от ссылки его родственников и слуг. Как только в июне 1714 г. Петр I получил доношение о смерти князя В.В. Голицына, он сразу же распорядился освободит из ссылки его вдову и сына князя Алексея и вернуть им часть конфискованных вотчин Голицына (550, 134–135, 633-11, 303). Так же быстро освободили из Березова Александра и Александру— сына и дочь Меншикова, а потом жену и детей казненного князя И А Долгорукого— Н.Б. Долгорукую с сыновьями Михаилом и Дмитрием.
Но не всегда родственникам умершего ссыльного сразу же позволяли выехать из ссылки. Вдова умершего в Березове в 1747 г. Остермана, Марфа Ивановна, получила свободу лишь в 1749 г., да и то, по-видимому, с условием пострижения ее в монастырь (471, 68, 354, 331). В основном же по возвращении из ссылки они считались правоспособными подданными и, в зависимости от обстоятельств освобождения и от ситуации при дворе, могли служить, жениться и выходить замуж. Особой и совершенно несчастной была судьба приближенных Брауншвейгской фамилии. Как известно, в 1744 г. бывшего императора Ивана Антоновича и его родителей вывезли из Раннен-бурга в Холмогоры. В Ранненбурге были оставлены, как уже сказано выше, только некоторые из членов свиты: фрейлина Юлия Менгден, полковник Гаймбургер и другие. Никакой вины за ними не числилось, и тем не менее их продержали под арестом 18 лет! И лишь в 1762 г. Екатерина II распорядилась освободить Юлию Менгден «от долголетняго ея страдания сидением под арестом и всемилостивейше повелевает ей возвратиться к матери ея в Лифляндию»
