Дьяволы дня 'Д' - [12]

Отталкивая ветки кустарника, я прошел к передней части танка. Смотреть там было особенно не на что, и я снова вернулся к башне, чтобы попробовать разобрать еще какие-нибудь слова.

Прикоснувшись пальцами к люку, я услышал чей-то смех. Сдерживая дыхание, я замер, как вкопанный. Смех прекратился. Я поднял голову и попытался решить откуда мог доноситься этот звук. Это был отрывистый, иронический смех, но он имел какие-то странные металлические нотки, словно кто-то смеялся в микрофон.

– Кто там? – сказал я, но ответом была только тишина. Ночь была настолько тихой, что я все еще слышал далекий собачий лай. Я положил свой магнитофон на верхушку башни и включил его.

Несколько минут не было ничего, кроме шипения пленки, тершейся о записывающую головку, да той проклятой собаки. Но потом я услышал какой-то шепот, словно кто-то тихо говорил сам с собой. Звук был близок, и все же одновременно казался далеким. Он доносился из башни танка.

Дрожащий и мокрый от пота, я встал рядом с ней на колени и постучал, затем еще раз. Я задыхался, словно пацан из начальной школы, который впервые попробовал сухого «Мартини».

– Кто там? – спросил я. – Есть там кто-нибудь внутри?

Сначала была пауза, а потом я услышал, как шепчущий голос произнес:

– Ты знаешь, что можешь мне помочь.

Это был странный голос: казалось, что он приходил сразу отовсюду. И еще казалось, что в нем была улыбка; такой голос бывает у людей, которые скрытно усмехаются. Он мог принадлежать мужчине или женщине или ребенку: я не был уверен.

– Ты там, внутри? – сказал я. – Ты в танке?

– Ты говоришь, как добрый человек. Добрый и справедливый, – прошептал голос.

– Что ты там внутри делаешь? Как ты туда попал? – выкрикнул я.

Голос не ответил на мой вопрос. Он просто говорил:

– Ты знаешь, что можешь мне помочь. Ты можешь открыть эту тюрьму. Ты можешь позволить мне присоединиться к моим братьям. Ты говоришь, как хороший и справедливый человек.

– Слушай! – заорал я. – Если ты действительно там внутри, постучи по башне. Дай мне услышать, что ты там!

– Я могу сделать больше, чем это, – засмеялся голос. – Поверь мне, я могу сделать гораздо больше, чем это.

– Я не понимаю.

Голос мягко засмеялся.

– Ты чувствуешь тошноту?– спросил он меня. – Ты чувствуешь, как тебя схватывают боль и судороги?

Я нахмурился. Я на самом деле чувствовал тошноту. В моем желудке было что-то такое, что переворачивалось и переворачивалось, что-то мерзкое и неперевариваемое. На мгновение я подумал, что это было что-то, съеденное мною на ленч; но затем меня скрутил желудочный спазм и я ощутил приближение ко мне ужасной болезни. И все это произошло мгновенно. Я помнил, как потом мои внутренности вспучились, рот широко открылся и из меня выплеснулся поток взбунтовавшейся жижи и обрызгал корпус танка. Рвота все продолжалась и продолжалась; когда желудок полностью опустошился, я осознал, что сжимаю руками свой живот и плачу.

Только затем я увидел, что вызвало эту рвоту. Из моего желудка, из самых моих уст, в потоке желчи вылились тысячи бледных, извивавшихся червей. Они корчились и копошились по всему люку, розоватые и полупрозрачные; в отчаянии я смог лишь кое-как спрыгнуть с этого ужасного, разбитого «Шермана» и, задыхаясь от боли и отвращения, напуганный до беспамятства, упал на замерзшую траву.

За моей спиной шептал голос:

– Ты знаешь, что можешь мне помочь. Ты говоришь, как добрый человек – и справедливый.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Отец Энтон аккуратно налил мне стакан «Малмси» и в вытянутой руке, словно это была медицинская проба, пронес его через свой кабинет. Я взял его нетвердой рукой и сказал:

– Спасибо, отец. Это очень любезно с вашей стороны.

Он помахал рукой, как будто хотел сказать: «ничего, ничего», затем усадил свое обмякшее, древнее тело в кресло напротив и открыл табакерку.

– Так значит, вы ходили слушать голоса, – произнес он, захватывая щепотку измельченного табака.

Я кивнул.

– Вы выглядите так, – простите за такие слова, – будто они вас напугали.

– Не они. Он.

Отец Энтон хрюкнул, чихнул и высморкался со звуком труб дня страшного суда.

– Демонов можно называть по разному. Один демон может быть и ими, и им, и чем угодно. Демон – хозяин зла.

Я протянул руку к маленькому журнальному столику из вишневого дерева и взял свой магнитофон.

– Что бы это ни было, отец, это здесь, на пленке, и это он. Один дьявольский он.

– Вы записали его? Вы полагаете, что слышали его в действительности?

Выражение лица старого священника – терпеливое и совсем не злое снисхождение – едва заметно изменилось: помрачнело. Он знал, что голоса были реальностью, потому что сам бывал возле танка и сам слышал их. Но то, что я – совершенно незнакомый человек, безо всяких религиозных знаний, – то, что я пришел и сказал ему, что тоже их слышал, ну, очевидно, покоробило его. Священники, я считаю, привыкли к демонам. Все-таки они работают на духовном фронте и готовы к тому, что их будут соблазнять и беспокоить дьявольские проявления. Но когда эти проявления настолько злобны и сильны, что заставляют чувствовать себя и в мире обычных людей, когда скверные флюиды ощущают и фермеры, и картограф, то, я полагаю, что большинство священников должны запаниковать.