Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса - [147]

Гейер был потрясен. «Ведь когда эта бедная маленькая девочка Эллис писала своим бабушке и дедушке в Галву, штат Иллинойс, жалуясь на холод и передавая сообщение для матери, прося более подходящую и более теплую одежду, мечтая о том, чтобы крошка Уортон помог им скоротать время – пока этот измученный одинокий ребенок писал это письмо, ее мать, ее сестра и такой желанный Уортон находились всего в десяти минутах ходьбы от нее – и находились в этом месте еще пять следующих дней».

Для Холмса это была игра. И Гейер это понял. Он обладал ими всеми и упивался своим владением.

Одна приписанная к письму фраза Эллис продолжала стучать у Гейера в голове:

«Говард, – приписала она, – сейчас не с нами».

Тюрьма «Мойаменсинг»

Холмс сидел в своей камере в тюрьме «Мойаменсинг» – большом здании с башней и зубчатыми стенами, построенном на пересечении Десятой улицы и Рид-стрит, в южной части Филадельфии. Водворение в тюремную камеру его, казалось, не сильно беспокоило, хотя он оспаривал его юридическую обоснованность. «Самое большое унижение я испытываю от того, что я заключенный, и оно убивает меня намного более жестоко, чем любое из неудобств, которые я должен здесь переносить», – писал он. Хотя фактически он вообще не подвергался никаким унижениям. Если он чувствовал что-нибудь, то лишь самодовольство, проистекающее из того, что пока никто не мог предъявить ему никаких конкретных доказательств того, что он убил Бена Питзела или его до сих пор не найденных детей.

Его поместили в одиночную камеру размером девять на четырнадцать футов с узким зарешеченным окном на внешней стене и единственной голой электрической лампочкой, которую охранник выключал каждый вечер в девять часов. Стены камеры были выкрашены в чисто-белый цвет. Каменные стены тюрьмы помогали противодействовать жаре, охватившей весь город, да и большую часть страны, но ничего не помогало бороться с влажностью, которой всегда печально славилась Филадельфия. Она словно натягивала на Холмса и его собратьев-заключенных плащи из мокрой шерсти, но на это он вроде бы пока не обращал внимания. Холмс вел себя как примерный заключенный – вернее сказать, самый примерный из примерных заключенных. Он вел своего рода игру, целью которой было получение определенных уступок от тюремного начальства и надсмотрщиков. Ему было разрешено носить свою одежду, «иметь при себе часы и некоторые другие бытовые мелочи». Он нашел возможность покупать еду, а также газеты и журналы – все это ему доставляли в камеру. Он был в курсе того, как растет его скандальная общенациональная известность. Был он и в курсе того, что Фрэнк Гейер, полицейский детектив из Филадельфии, который допрашивал его в июне, был сейчас на Среднем Западе, где разыскивал детей Питзела. Предпринимаемые им разыскные действия привели Холмса в восторг, поскольку удовлетворяли его постоянную потребность во внимании и давали ему ощущение власти над детективом. Ведь он знал, что поиски Гейера окажутся тщетными.

Камера Холмса была меблирована кроватью, стулом и письменным столом, за которым он и сочинял свои мемуары. Он приступил к ним, по его собственным словам, еще прошлой зимой – а точнее, 3 декабря 1894 года.

Он начал свои мемуары, обращаясь к читателю на манер баснописца: «Пойдем со мной, если ты хочешь, в крошечную, спокойную деревню в Новой Англии, угнездившуюся среди живописных холмов штата Нью-Гэмпшир… Здесь в 1861 году я, пишущий эти страницы, Герман В. Маджетт, и родился. У меня нет оснований предполагать, что первые годы моей жизни отличались от жизни, которой живут другие сельские мальчики». Время и место рождения были указаны верно, но представление своего детства в виде типичной деревенской идиллии было несомненной выдумкой. Именно это и является одной из определяющих характеристик психопатов, которые умели лгать по желанию еще в детстве и отличались необычайной жестокостью по отношению к животным и другим детям и часто совершали акты вандализма, отдавая при этом предпочтение поджогам, наиболее благоприятно воздействующим на их психику.

Холмс вставил в свои мемуары «тюремный дневник», который, по его утверждениям, он вел со дня водворения в тюрьму «Мойаменсинг». Однако более вероятно то, что написание дневника он затеял для изложения своих мемуаров, надеясь использовать их в качестве средства для придания большей достоверности своим заверениям в невиновности и выставления себя в образе доброго и благочестивого человека. Он утверждал, что в дневнике зафиксировал для себя ежедневное расписание, целью которого было обеспечение здорового образа жизни. Просыпаясь ежедневно в шесть тридцать утра, он принимал так называемую «обязательную губковую ванну», после чего делал уборку в камере. Завтракал он в семь часов. «Я не буду больше есть никакого мяса, в этом я решил себя строго ограничивать». Он назначил себе физические упражнения, после которых до десяти часов читал газеты. «С 10 до 12 и с 2 до 4 во все дни недели я занимался тем, что изучал свои прежние медицинские конспекты, а также предметы, которые проходил в колледже, в том числе стенографию, французский и немецкий языки». Остаток дня он посвящал чтению периодики и книг, взятых в библиотеке.