Дьявол по соседству - [28]

Кэтлин понимала, что в голове у него что-то происходит, как и у нее. Он мог притворяться, как и она, что с ним все в порядке, но это было не так. В голове у него поселились чуждые вещи, проникли туда беспричинно. Зловещие тени, тянущиеся и обволакивающие, делающие его и ее совершенно другими людьми. Требующие от них быть такими, какими они никогда не были.

После этого небольшого разговора Кэтлин попробовала поработать во дворе, но на улице было слишком жарко. Солнце, словно, сжигало кожу, выбеляло глаза, выпаривало кровь из вен. Она истекала потом, но то был не приятный пот после тяжелой работы, а кисло пахнущий яд, мутный и едкий, как нечистоты из канализации. Это солнце... это палящее солнце.

Кэтлин молилась, чтобы стало темно.

Наконец, у нее разболелась голова, зубы стучали. Она вошла в дом и побрызгала водой на лицо, но смрад никуда не ушел. Она залезла под душ, пытаясь избавиться от запаха с помощью геля и мыла, но чем усерднее она оттиралась, тем сильнее смрад накатывал на нее горячими, тошнотворными волнами.

 Боже, что это за запах?

Она стояла под прохладными струями, давясь от зловония, напоминающего ей о больничных отходах и сочащихся гноем нарывах. Она терла свою кожу до красна и боли, но то, что было внутри, никуда не уходило. Что бы это ни было, ей нужно вырезать его, как опухоль, пока оно не распространилось дальше.

Потом в руке у нее появилась бритва, и Кэтлин принялась резать себе запястья. Кровь хлынула из нее вместе с запахом... Господи, черным, гнилостным запахом того, что было внутри нее.

С криком она отбросила лезвие и вышла из душа. Посмотрела на себя в зеркало. Голая, мокрая, вымазанная кровью. Но к тому моменту она уже успела оправиться от шока. Ей нужно снова приниматься за работу. Нужно выйти на улицу, подышать свежим воздухом, пока голова у нее не лопнула от боли.

Так она и сделала.

По пути к лестнице она задержалась у двери мамаши Сомс. Постояла там, слушая дыхание старухи и гадая, чем можно было бы остановить его. Ибо она терпеть не могла этот звук. Иногда, по ночам, она лежала и слушала его. Это хриплое, прерывистое дыхание. Звук проникал сквозь стены и забирался к ней в голову. И она ждала. Ждала когда посреди ночи это дыхание, наконец, смолкнет, как говорят, часто бывает со старыми людьми. Да, она напряженно ждала, когда оно смолкнет. Ненавидела себя за это, но в глубине души хотела, чтобы эта старая сука сдохла во сне. Это дыхание, это непрерывное глухое дыхание, оно напоминало ей... да, оно напоминало ей рассказ Эдгара По, прочитанный еще в школе. Про сердце, продолжавшее биться даже после смерти хозяина.

Кэтлин действительно потянулась к потускневшей латунной дверной ручке комнаты Мамаши Сомс... но остановилась. Заставила себя остановиться, хотя тот же самый шепот произнес: "Сделай это, Кэтлин. Сделай это сейчас".

Она отдернула руку. Глаза у нее наполнились слезами, поскольку она понимала, что если откроет дверь, пути назад уже не будет. Ибо когда эта дверь откроется, то нечто, которое сейчас нашептывает ей, захватит ее, овладеет ей. И ей это понравится, она полностью покорится сладостной власти другого "я". Она почувствует запах горячего, кислого пот старухи, запах мочи, старости, лекарств, который вызовет у нее тошноту. Затем услышит то хриплое дыхание, и у нее не будет другого выбора, кроме как выдавить жизнь из этой старой, мерзкой гусеницы.

Давить, пока она не перестанет дышать, пока ее белесые глаза не закатятся, а изо рта и ушей не брызнет мутный гной.

Кэтлин зажала руками уши и бросилась вниз по лестнице, либо забыв про свою наготу, либо не придавая ей значение. По пути она хватала коврики, два, три, четыре, вытаскивала их за дверь и складывала на крыльце. Голая, истекающая кровью, обезумевшая, принялась выбивать из них пыль, хотя уже делала это пять или шесть раз.

Она остановилась и понюхала себя.

Он нее пахло мылом и гелем для душа. От свежего, чистого запаха у нее закрутило желудок. Вот в чем проблема. В химикатах. Во всех этих химикатах и консервантах, красителях, ароматизаторах и прочих синтетических веществах, которые добавляют сегодня везде. Все это разъедало ее изнутри.

Она хотела, чтобы тот, другой запах вернулся, запах темного яда, живущего у нее внутри.

На крыльце лежал мусорный мешок. Стив еще не отнес его к бакам.

Она почувствовала запах мусора, томящегося в тепле.

И рот у нее наполнился слюной.

 Вот, что тебе нужно, Кэти. Тебе нужны гниль, тухлятина и грязь.

Да, это так. Опустившись на четвереньки, она разорвала мешок и рассыпала мусор. Тяжело дыша, пуская слюни и обильно истекая потом... она стала хватать яичную скорлупу и банановую кожуру, консервные банки из-под тунца, смердящие коробки из-под гамбургеров с прилипшими к ним кусочками серого мяса - все, что дурно пахло и давно испортилось - и принялась натирать всем этим свое тело. Обработала промежность банановой кожурой, наслаждаясь ее приятной склизкостью. Натерла испорченным мясом и пахучим соком себе груди, пока соски не набухли от возбуждения. Намазала рыбьим жиром волосы, и натерла использованными тампонами руки и ноги.