Дьявол - [77]

— Не могу, — тихо и серьезно ответил Оливер, — теперь уже не могу. Сегодня вечером я, пожалуй, еще мог бы.

— Ты бы не сделал этого, Оливер, — сказала она, и голова ее задвигалась на подушке, — ты наверное не сделал бы этого, Оливер. Я тебя давеча перебила, Оливер, но я знаю, что ты хотел сказать. Ты был прав: ты бы внес маленькую поправку в ход судьбы, а я внесла поправку большую. Не будем говорить об этом, прошу тебя, Оливер.

Он медленно наклонил голову. Она помолчала некоторое время, быть может, от усталости. Неккеру почудилось, что где-то хлопают дверьми, что тишина, царящая в замке, уже не так непроницаема, как раньше. Он забеспокоился.

— Анна, — сказал он, — мне пора…

Он запнулся. Она подняла голову и прислушивалась с закрытыми глазами.

— Мне кажется, он идет, — прошептала она.

— Кто? — вскрикнул испуганно Оливер. Ему тоже послышались шаги.

— Король идет, Оливер.

— Не может быть, — беззвучно прошептал Неккер, — он… сюда… в такой час, мимо стражи? Тогда он не в своем уме!

Шаги послышались яснее. Послышался удивленный возглас Даниеля Барта.

— Король идет, — снова проговорила Анна и посмотрела на мейстера с усталой улыбкой. — Этого я и хотела. Я хотела, чтобы он меня видел такой, какая я сейчас. Ты понимаешь? Я многого могу от него добиться.

Из соседней комнаты донесся хриплый, резкий голос Людовика.

— К черту, парень, стой, где стоишь! Я сам знаю, куда пройти!

Анна поспешно прошептала:

— Уходи поскорее, Оливер! Сегодня же ночью, сейчас же, приведи ее к нему в башню. Ты понимаешь?

Он кивнул; лицо его стало еще бледнее обыкновенного. Дверь распахнулась. Король влетел в комнату совершенно одетый, с красным лицом, на котором отражались одновременно стыд, гнев и растерянность, вдруг остановился, увидел Анну в постели, усталую и больную, увидел на некотором расстоянии от нее спокойного, холодного и грустного Неккера, — и вот уж он улыбался жалостной, болезненной улыбкой, а в глазах еще стоял ужас только что пережитого.

— Я… не… могу… — простонал он, и руки его повисли вдоль тела, как плети. Оливер и Анна взглянули на него; взгляд мужчины был темный, обволакивающий, взгляд женщины — кроткий и сострадательный. Людовик устремился было к ней, но круто сдержал себя и повернулся к Неккеру.

— Прости меня, Оливер, — тихо попросил он, — я дурак.

— Мне нечего прощать, — сдержанно ответил Оливер, — я только думаю, государь, что вам не следовало так себя компрометировать. Лучше было приказать гвардейцам искать меня, чем одному, без стражи, в такой час показываться всем низшим дворцовым служащим. Мой слуга Даниель Барт испугался приступа лихорадки госпожи Неккер и явился за мной…

Он громко позвал:

— Даниель!

Появился растерянный Барт. Оливер слегка улыбнулся.

— Расскажи его величеству, где ты меня нашел и как ты меня сюда доставил.

Даниель Барт смущенно откашлялся.

— Я застал мейстера в его горнице — произнес он, запинаясь, — он был один и читал. Я сказал ему, что госпожа очень больна и его требует. Он сомневался, идти ли ему, тогда я разозлился, схватил его и понес. Я думал…

— Ладно, довольно, — перебил Людовик и принужденно рассмеялся. Барт вышел за дверь.

— Какая жуткая ночь, — снова заговорил король, сутулясь, словно его знобило. — Я сам себя потерял, друг, а тут еще и тебя не мог найти; вот я и прибежал сюда. Я, пожалуй, пьян.

Он робко взглянул на Анну.

— Простите меня, сударыня. Мне… больно видеть вас такой.

Он сказал это очень тихо; он напрягал все силы, чтобы не потерять самообладание. Он увидел, что она улыбается и протягивает ему руку. Он бросился к постели.

— Анна… — простонал он, — это ты ради меня…

Он запнулся, побледнев от ужаса. Потом оглянулся и увидел, что Неккер исчез.

— Оливер… ушел? — спросил Людовик сдавленным голосом, не выпуская руки Анны.

— Да, ушел, — успокоила она его и улыбнулась ему материнской улыбкой. — Быть может, он ожидает вас в башне, государь.

Людовик присел на край постели и гладил ее руки. Глаза ее стали спокойными и прекрасными, когда он глядел на нее.

— Он приказал тебе так сделать, Анна? — спросил он.

— Нет, я это сделала по собственной воле.

Король слегка наклонился вперед.

— Ради меня, Анна, или ради него?

— Для вас, а тем самым и для него, — ответила Анна, и взгляд ее был неспокоен.

Он спросил:

— Анна, Анна, разве он и я — одно?

Внутренний трепет заставил ее закрыть глаза. Снова и снова все тот же вопрос, — это было выше ее сил. Второй раз за одну эту ночь смыкался около нее все тот же безжалостный круг. Она застонала.

— Да, Анна, да, — шептал ей на ухо Людовик, — мы — одно! Он — во мне, разве ты не чувствуешь? И он обрекает меня на муку… на такую муку…

Он в ужасе схватил ее руку.

— Анна, Анна, как ты думаешь, он хочет нас этим наказать? Разве мы грешили, Анна?

— Я не знаю… — с замиранием прошептала она и отвернула невыразимо усталое лицо. Он упал на колени перед постелью. — Анна, Анна, ты не оставишь… ты не оставишь меня? Или он хочет, чтоб ты умерла…

— Не знаю… не знаю…

Он долго молчал и не шевелился. Руки его, охватившие руку Анны, похолодели; она вновь повернула к нему голову.

Он зарылся лицом в простыню; видны были только его седые волосы; она легонько провела по ним пальцем. Теперь она была совсем спокойна.