Дьявол - [96]

На этот раз Рори нашел в себе силы, чтобы перегнуться через край дивана и схватить новый яркий бабуш, лежащий на полу. Он швырнул его в Млику, тот поймал, переложил бабуш из одной руки в другую и засеменил назад, чтобы поставить его на пол рядом со вторым. Тряхнув полами своего белого халата, Млика исчез. Рори пришлось ждать всего несколько минут, прежде чем дверь вновь отворилась и вошла Альмера с длинным хрустальным графином и рюмкой на тонкой ножке.

Никогда в жизни вино не было таким приятным на вкус, как это янтарное вино Испании. Рори осушил две рюмки. Жидкость растекалась по желудку, распространяя приятное тепло, и он притянул Альмеру к себе, целуя ее в глаза, в щеки и в губы; потом вдыхал аромат ее мягкой плоти, скрытой под тонкой паутиной ее одежды.

— Обед вот-вот принесут, господин.

— Я поем позже. Сядь ко мне, моя малышка, которой доставляет удовольствие собирать финики. Я изголодался по тебе больше, чем по еде.

— Рада слышать это, господин. Альмера счастлива.

— Долгими ночами, любимая, в своих снах я обладал тобою. Ты являлась ко мне нежной, ласковой, источая приятный аромат. Но всегда в самый кульминационный момент любовного акта я просыпался.

— А дальше, мой господин?

— Был только один способ завершить то, что начинала ты в моих снах.

Он поднял руку вверх, она взглянула на нее и улыбнулась.

— Жалкая замена, — она нагнулась и поцеловала его.

— Чертовски жалкая замена. Но скажи, ты думала обо мне?

— Постоянно. Я скучала по моему господину, но мое ожидание скрашивала госпожа Ясмин.

— Госпожа Ясмин? Ну и как ее королевское высочество, как поживает эта белокожая, востроносая сука?

— Хорошо. Иногда она очень добра ко мне, а потом бывает жестока. Она кажется счастливейшим человеком, когда говорит о тебе. Она очень много о тебе говорит.

— В основном плохого, я думаю.

— Ты думаешь правильно, мой господин, и все же она постоянно интересуется тобой. Она хочет, чтобы я рассказывала о тебе. Она хочет, чтобы я снова и снова рассказывала, как ты занимаешься со мной любовью и что именно я делаю, чтобы доставить тебе наивысшее удовольствие. А потом, когда я скажу ей, она начинает ругаться на тебя и клясться, что сама никогда не сделает ничего подобного с мужчиной. Она говорит — мужчины вульгарны и грубы, а я говорю ей, что, если женщина любит тело мужчины по-настоящему, нет ничего, чего бы она не стремилась сделать, чтобы доставить ему удовольствие. Но госпожа Ясмин говорит, что губы ее слишком чисты, пальцы слишком деликатны и что она слишком мала, чтобы вместить такого мужчину, как ты. Но, несмотря на все разговоры, она все время задает новые вопросы, и, думаю, ей доставляет особое удовольствие то, что я ей рассказываю. Мы можем поговорить о моей госпоже Ясмин как-нибудь в другой раз, мой повелитель. Ты же голоден.

Альмера выскользнула из его рук и вышла, потом вернулась с тяжелым серебряным подносом и белой салфеткой. Она кормила его, опуская пальцы в горячую манку и выбирая самые нежные кусочки баранины и самые аппетитные овощи. Закатывая еду в шарики, она отправляла их ему в рот.

Когда он больше не мог есть, он откинулся назад и сбросил с себя простыню.

— А теперь, — прошептал он. — Посмотри, как пряма и высока, финиковая пальма. Ее плоды готовы к сбору.

Она задула свечу, но он услышал ее удаляющиеся шаги в темноте.

— Куда ты уходишь?

— Только принести банку с мазью. Прошло много времени, мой повелитель, с тех пор, как я принимала твои ласки, мазь облегчит задачу тебе и сделает процедуру менее болезненной для меня.

— Торопись же! Считаю до ста, женщина, и если ты не вернешься, клянусь, я женюсь на своей собственной правой руке, и ты останешься не у дел. Думаешь, всю вечность могу ждать?

— После столького терпения несколько секунд тебе не повредят.

В голосе ее звучало напряжение, и он услышал сдавленные всхлипывания. Дверь закрылась, но тут же вновь открылась, и он услышал ее приближающиеся шаги по плитам пола.

— Ну же! — голос его был грубым, и он открыл свои объятия для нее. Он был удивлен тем, что она несколько сопротивлялась его нетерпению, но он силой повалил ее на кровать, прижавшись своими губами к ее. Слабый протестующий стон был подавлен его яростным поцелуем. Баночка душистого бальзама, которую она вложила ему в руку, была пущена им на пол с пренебрежением.

Рори больше не владел собой. Многомесячное воздержание сделало его безжалостным. Мощные движения его бедер были жестокими и звериными, лишенными нежности и жалости. Скоро все было кончено, и он рухнул, истощенный, поперек ее трепещущего тела, делая долгие глубокие вздохи и будучи абсолютно глухим к ее всхлипываниям. Когда на него нашло просветление, он нашел ее всхлипывания парадоксальными. Ему вспомнилась ее настойчивость в отношении целебной мази. Почему? Она ведь привыкла к его огромному телу. Раньше ей никогда не требовались мази. Теперь же, когда он услышал в промежутках между вздохами ее всхлипывания, казалось, они были вызваны болью. Наверное, он причинил ей страдания. Если так, то он сожалел. Он не хотел этого, его потребность в ней была слишком сильна. Чтобы ей было удобно, он лег рядом с ней, приподнял ей голову и положил себе на плечо. Ее длинные волосы попали ему на лицо, и он убрал их в сторону. Отдохнув, он прижал ее к себе, ища ее губы своими, но почувствовал, как ее тело напряглось у него в руках и она отвернулась от него. Это не было похоже на Альмеру, которую он знал; у нее всегда было только одно желание — доставить ему удовольствие.