Дьявол - [158]

— А я не сожалею. Никогда не сожалела. Ох, Рори, мой самый дорогой, будь у меня ключ, я б вошла к тебе в камеру прямо сейчас, и если б ты не изнасиловал меня, я б изнасиловала тебя. Но смогу ли я? Я-то помню, как ты опозорился со мной недавно.

— Не по моей вине. — Ему снова было чем хвастать. — Ведьма из Мелроуза решила, что я должен принадлежать только ей, и навела на меня порчу, какую-то африканскую мумбу-юмбу, и я стал беспомощным со всеми женщинами, кроме нее.

— Так я и поверила!

— Придется поверить, потому что это правда, хотя я и сам бы не поверил, если б не испытал это на себе. Что ж, в таких делах клин клином вышибают, а обэ — самим обэ. Мне пришлось кишки себе поджарить, чтоб старик Гарри снова встал на ноги. Поэтому-то и убили бедняжку Мэри Фортескью. Ведьма, которая навела на меня порчу, разделалась с ней. Это Мэри договорилась, чтобы меня исцелили, и ведьма узнала об этом. Вот и зарезала ее кухонным ножом, прибежала в город и распространила слух, что я убил бедняжку Мери. Она мне отомстила так.

Он просунул руки сквозь решетку и притянул Мэри к себе. Губы их встретились. Язык его протиснулся у нее между зубов, и так они стояли безмолвно, прильнув друг к другу, тихо постанывая и бормоча еле слышно нежности.

— У тебя есть ключ, Ясмин? — Голос его был искаженным, так как он всего лишь на дюйм оторвал свои губы от ее.

— В такой момент ты думаешь о ключах? — В ней быстро поднималась злость.

— Тише! Почему ты всегда понимаешь меня неверно? Я думал только, как избавиться от этих железных прутьев между нами.

— Ах, дорогой, — сокрушалась она, — почему я всегда на тебя набрасываюсь? Наверно, натура такая. Я просто мегера, злюка…

— Дорогая. — Его руки проникли под корсаж. Она отдалась ему на какое-то время целиком, потеряв голову от его ласк.

— Ключ, дорогой? Увы, у меня нет его. Спигготт, сержант, начальник караула, у него есть ключ. Сегодня утром я приказала Альмере приготовить завтрак и отнести его тебе. Ее сопровождал Спигготт и открывал для нее дверь.

— Я знаю, что она была здесь.

— Откуда? Она сказала, что ты крепко спал, когда она оставила поднос.

Рори отпустил ее, чтобы пошарить в кармане, и достал серьгу. Она понимающе кивнула.

— Она просто боготворит тебя, Рори.

— Да, я знаю. Она всегда любила меня, и, должен признаться, я тоже любил ее, но не… Ох, Мэри, Мэри, Мэри. Ох, Ясмин, что ты сделала со мной, чтобы так резко изменить мои чувства?

— Я сказала — она боготворит тебя, Рори, я не сказала, что любит. Ты же чувствуешь разницу.

— Нет. Эта девушка жизнь за меня отдаст.

— Совершенно верно. Она обладает той особой преданностью, которая присуща только мавританским женщинам. Ты ее господин. Она сделает все, о чем ты ее попросишь, даже притворится, что любит тебя, и ты никогда не заметишь разницы, но я-то вижу в этом различие. Она любит другого.

— Не верю этому.

— Ты, возможно, никогда не поверишь тому, что женщина может желать другого больше, чем тебя. Ты тщеславный, напыщенный и чванливый, Рори. Видишь, я знаю все твои недостатки и все равно люблю тебя. И я могу сказать тебе о них, потому что не боюсь тебя. Но, чтобы еще позлить твое тщеславие, я тебе скажу вот еще что: Альмера безумно влюблена в Фаяла.

— В Фаяла? В этого хрена ходячего?

— Но запомни, что он мужчина, а она женщина. Ты не берешь в расчет любовь, Рори. Оглядись. Задумывался ли ты когда-нибудь о том, что одна женщина может видеть в мужчине, а он в ней? Нет, нет, никаких вопросов относительно Альмеры и Фаяла. Она никогда тебе об этом не скажет, потому что боготворит тебя, это — покорная любовь собаки к своему хозяину или преданной рабыни к господину. И должна признаться, что почти такую же любовь я испытываю к тебе. Я с удовольствием стала бы твоей рабыней и преклонялась бы перед тобой, как перед господином, но, запомни, я непокорна.

— Никто тебя за это не корит, — улыбнулся Рори.

— И не собираюсь покоряться. Тебе кажется, что именно этого тебе и надо, но покорность и безропотное послушание — не то, что ты ищешь в женщине. Тебя испортили твои гаремные создания, которые так жаждали настоящего мужика после проказ с глупыми евнухами, что заморочили тебе голову, и ты стал думать, что они все без ума от тебя. Мы как раз подходим друг для друга, Рори. Я не половик, о который можно вытирать ноги. Я не буду ходить перед тобой на цырлах или следовать за тобой, потупив очи долу, терпеливо ожидая, когда ты одаришь меня крохами своей любви. Никогда! И все же я скажу вот что, а ты поверь мне. Ни одна женщина не сможет любить тебя так, как я. Я докажу тебе это прямо сейчас.

— Тише, Ясмин, сейчас не время разговаривать.

Рука Рори положила серьгу в карман и просунулась сквозь решетку, чтобы схватить Мери. Медленно он втянул ее руку через прутья, рука не сопротивлялась, а скользнула по плоскому животу, замерев, пока он расстегивал пуговицу, на которой держался пояс, потом спустилась ниже, в заросли жестких, курчавых волос, чтобы нащупать, обхватить и изумиться.

— Лечение оказалось чрезвычайно эффективным, — улыбнулась она ему, прежде чем их губы встретились.

— Как видишь. — Руки его притянули ее и прижали к железным прутьям. — Черт побери эти железяки! — Его тело изнемогало. — Будь они дважды прокляты!