Дядя Бернак - [16]

— Мсье де Лаваль не имеет никакого отношения к этому делу,— сказал шпион,— он замешался в него случайно, и я беру его на свою ответственность, если его потребуют к допросу!

— Несомненно, его потребуют,— сказал Савари,— в настоящее время я нуждаюсь в каждом лишнем солдате, и если вы берете его на свою ответственность, то проводите его в лагерь, когда в этом явится необходимость. Я с удовольствием доверю этого юношу именно вам. Когда он понадобится, я дам знать вам!

— Он всегда будет к услугам Императора!

— Сохранились ли какие-нибудь бумаги в хижине?

— Они все сожжены!

— Очень жаль!

— Но у меня есть копии.

— Прекрасно!

— Идемте же, Ласаль! Каждая минута дорога, а здесь нам больше нечего делать. Пусть люди осмотрят окрестности, а мы поедем далее.

Присутствовавшие при этой сцене солдаты покинули хижину без дальнейших объяснений с моим приятелем; чей-то резкий голос прокричал слова команды, послышалось звяканье сабель, когда спешившиеся гусары снова вскочили на лошадей. Через мгновение их уже не было, и я прислушивался к шлепанью подков, быстро замиравшему вдали. Мой сотоварищ подошел к двери и выглянул оттуда во мрак. Потом он вернулся и посмотрел на меня со своей сухой, саркастической улыбкой.

— Отлично, молодой человек,— сказал он, мы изобразили перед вами недурные живые картины, чтобы позабавить вас, и вы можете благодарить только меня за это прелестное место в партере.

— Я очень обязан вам, сэр,— сказал я, борясь между признательностью и отвращением к нему,— я, право не знаю, как отблагодарить вас.

Он как-то странно взглянул на меня своими, несколько ироническими глазами.

— Вы будете иметь впоследствии удобный случай, чтобы отблагодарить меня,— сказал он,— а теперь, так как всё же для нас вы иностранец, а я вас взял на свое попечение, то прошу следовать за мною в убежище, где мы оба сможем быть в полной безопасности.

6. СКРЫТЫЙ ПРОХОД

Дрова в камине уже чуть тлели. Мой спутник задул лампу, и хижина погрузилась в темноту, так что не прошли мы и десяти шагов, как уже потеряли ее из виду, эту странную хижину, так трагически приветствовавшую мое возвращение домой. Ветер уже начинал стихать, но частый, холодный дождь лил всё с той же силой, как и прежде. Будь я предоставлен самому себе, я бы точно так же растерялся, как и будучи здесь в первый раз; но мой спутник шагал с такой твердостью и уверенностью, что несомненно он руководствовался какими-то местными признаками, которых не видел я. Мокрый, иззябший, с растрепанным свертком под мышкой, с нервами до невозможности взвинченными последними тяжелыми испытаниями, я в глубоком молчании шагал рядом с ним, перебирая в голове всё случившееся со мной.

Несмотря на молодость, я был хорошо знаком с положением дел во Франции, благодаря постоянным политическим спорам между моими родными, когда мы жили в Англии. Я знал, что восшествие Бонапарта на престол возбудило против него небольшую, но опасную партию якобинцев, или крайних республиканцев; все усилия их уничтожить королевскую власть не только были тщетны, но и способствовали перемене королевской конституционной власти на самодержавную власть Императора. Вот каковы были грустные результаты этой борьбы! Корона с восемью лилиями сменилась другой, более нашумевшей, украшенной крестом и державой.

С другой стороны, приверженцы Бурбонов, в среде которых я провел свою юность, были вполне разочарованы приемом, который оказал французский народ этому возвращению от хаоса к порядку. Несмотря на полную противоположность взглядов, обе партии объединились в их ненависти к Наполеону и твердо решились одолеть его во что бы то ни стало. Результатом этого союза явились многочисленные заговоры, главным образом, организованные в Англии; целые отряды шпионов наблюдали за каждым шагом Фуше и Савари, на которых лежала ответственность за безопасность Императора.

По воле судьбы, я попал на берег Франции в одно время со страшным заговорщиком, на которого выпал жребий убить Наполеона, и имел возможность видеть человека, при помощи которого полиция сумела воспрепятствовать замыслам заговорщиков и перехитрить Туссака и его сообщников.

Припоминая все приключения этой ночи — блуждания по соляному болоту, таинственную хижину, куда я попал, открытие важных бумаг, мое пленение заговорщиками, мучительно тянувшиеся часы в ожидании скорой смерти и, наконец, все эти быстро сменявшиеся сцены, которых я был невольным свидетелем: убийство собаки, арест Лесажа, прибытие солдат,— припоминая всё это, я нисколько не удивлялся, что мои нервы были напряжены до последней степени. Я всё время как-то невольно вздрагивал и ёжился, как испуганное дитя.

Что меня занимало теперь больше всего — это вопрос, какие отношения установятся между мною и моим ужасным спутником. Я видел, что предо мной гениальный шпион, сумевший благодаря хитрости так ловко провести и одурачить своих мнимых приятелей; я прочел в его насмешливо улыбавшихся глазах его всю бессердечную холодность и жестокость его натуры, когда он с пистолетом в руках стоял над унижавшимся трусом, которого он погубил. Но, с другой стороны, я не могу не признаться, что, поставленный в безвыходное положение своим дурацким любопытством, я был спасен только благодаря вмешательству этого Шарля, не побоявшегося даже разъяренного Туссака. Для меня вполне ясно, что Шарлю было бы гораздо выгоднее дать возможность захватить двух пленников и он мог бы это сделать, потому что, хотя и я не был заговорщиком, я не имел бы возможности доказать это.