Эдгар казался уязвленным:
— Хочешь сказать, я не способен устоять перед искушением? Не суди по себе.
— Я хочу сказать, — подался вперед Рамон. — что сильные мира сего играют людьми без зазрения совести. Вокруг этих земель сошлось слишком много интересов — и вдруг учить будущую жену герцога отправляют человека, кроме своих книжек, не желающего знать ничего. Осторожней, братишка. Мне бы не хотелось, чтобы ты вляпался во что-то серьезное.
Это мимолетно брошенное «братишка» было настолько неожиданным, что Эдгар замер, разом позабыв почти готовую обвинительную речь — мол, нечего судить весь мир по себе и если некоторым, не будем говорить, кому свои страсти дороже всего остального, то это не значит, что все таковы. Потом он захотел было переспросить — и испугался, что Рамон, по своему обыкновению, опять сведет дело к шутке, а то и вовсе окажется, что ослышался. И поэтому он просто кивнул. Потом спросил:
— Расскажешь, что это за страна? Что за обычаи у людей, которые там живут?
— О, тебе понравится. — усмехнулся Рамон. — Прежде всего: обычай тамошнего гостеприимства обязывает хозяина дома предложить гостю не только кров пищу, но женщину. И… — он посмотрел на вытянувшееся лицо Эдгара и расхохотался.
— Извини. Я пошутил. Кстати, когда ты в последний раз был с женщиной?
— Неважно.
— Понятно. Тогда вечером пойдешь со мной, Дагоберт обещал гулянку.
Эдгар залился краской.
— Ты же знаешь, что я готовлюсь к постригу. Зачем?
Рыцарь пожал плечами:
— Всегда было интересно, насколько прочна твоя добродетель. Ладно, охота хоронить себя заживо — воля твоя. А краснеть отвыкай, в Белоне еще и не такого насмотришься.
— Мне сказали, что они погрязли в разврате.
— Я бы не был так категоричен. — ответил Рамон. — Хотя, да, их обычай выдавать девушку замуж только после того, как она подтвердит свою способность к деторождению…
— Снова шутишь?
— На этот раз — нет. Отцом ребенка считается тот, кто потом возьмет женщину в жены. Замужние женщины исключительно добропорядочны и супружеские измены там осуждаются. Но девушки пользуются полной свободой действий. — молодой человек ухмыльнулся. — И они ей пользуются изо всех сил. Хотя, думаю, король Белона за своей дочуркой все-таки приглядывает — если мы знаем их обычаи, значит они знают и наши. Уж про то, что наутро из окна вывесят брачную простыню, должен знать.
Эдгар долго молчал. Наконец, подался вперед, опершись локтями в колени.
— Не понимаю. Зачем герцогу связываться с варварами, не имеющими представления о морали?
— Спорить о морали я сейчас не настроен. — Вздохнул Рамон. — Просто прими к сведению, что они не варвары. В самом Белоне я, правда, не был, но учитывая, что с Каданом это один народ, обычаи должны быть сходны.
А по поводу «зачем» — хочешь урок истории?
Эдгар кивнул, и рыцарь начал рассказывать.
Королевство Белон существовало не более полутора веков. Однажды окраинный князек захотел надеть корону и, ничтоже сумняшеся объявил свое княжество независимым королевством. Действительно, к чему подставлять под удар собственную голову, пытаясь стащить венец с чужой? Затея удалась: в это время Кадан, от которого отделилось новое королевство, завяз в войнах с соседями, и его правителю было не до строптивых подданных.
Через четверть века, замирившись с соседями, король Кадана вспомнил про свои законные земли. Не тут-то было: за прошедшее время Белон успел обзавестись приличной армией, да и дворянство почему-то не хотело обратно под руку бывшего своего короля.
С тех пор так и повелось: каждый новый монарх, надев корону, вспоминал о том, что рядом его вроде как законные подданные, каждый раз подданные, искренне считающие себя отдельной страной, давали отпор и все возвращалось на круги своя. Соседи на строптивый клочок земли, с трех сторон окруженный горной грядой не покушались: больше хлопот, чем пользы. А вот стравливать да королевства не гнушались.
Так тянулось до той поры, пока очередной король Кадана не решил взяться за упрямцев всерьез. Подтянул к границам армию, начал было побеждать. И как раз в это время на другом конце страны высадился приплывший из-за моря герцог.
Эдгар поморщился:
— Политика. И угораздило же ввязаться.
— Политика. — Кивнул Рамон. — Поэтому я и говорю: будь осторожен.
Когда Рамон с Хлодием появились в шатре Дагобера, попойка уже была в той стадии, когда компания разваливается на группки по два-три человека и каждый говорит, не слушая собеседника. Мимо входящих не улицу шмыгнула парочка, хихикающая девица висла на руке мужчины, обнимавшего спутницу за талию. Еще двое, судя по всему, решили уединиться за занавесью, отделявшей общую часть шатра от той, где ночевали слуги. В господской половине пока было тихо, но, похоже, только пока.
— О, ты припозднился, — сказал Дагобер. Махнул рукой слуге. Жест вышел чересчур широким: туловище качнулось вслед за рукой. Сидевшая на коленях маркиза девушка взвизгнула, тот прижал ее к себе, снова повернулся к вошедшим. — Давай штрафную.
Рамон ухмыльнулся:
— Валяй.
Огляделся по сторонам приметил двух девиц, оставшихся без кавалеров, подтолкнул к ним Хлодия.
— Барышни, приглядите за моим оруженосцем.
