Двуллер. Книга о ненависти - [5]

Глава 2

Трезвяк находился неподалеку. Это было старое двухэтажное деревянное здание, в прошлом, видимо, какой-то купеческий дом, приспособленный под вытрезвитель еще в советские времена. От дверей через коридор дорога вела прямо в большой зал, в углу которого стоял стол дежурного, а за ним – что-то вроде комода со множеством одинакового размера ящичков (в них дежурный раскладывал изъятые у «посетителей» документы, ключи, разные ценности и деньги). Влево от этого зала, который сами работники трезвяка называли «приемный покой», был еще один коридор, с камерами (официально они именовались «палатами» – все же по изначальной задумке вытрезвитель имел статус медицинского учреждения). В конце этого коридора от стены решеткой было отгорожено небольшое, шаг в ширину и два в длину, пространство – это был карцер для буйных. В карцере можно было только сидеть или лежать, свернувшись. Впрочем, этим неудобства и ограничивались – в карцере, как и везде, имелись трубы отопления.

Первых «посетителей» начали привозить после двух часов дня. Народ в основном был приличный – в хороших пальто и куртках. Такой отбор объяснялся как тем, что о завшивленных бродяг никому не хочется руки марать, так и тем, что в карманах у бродяги пусто, а вот у приличных граждан, да еще и в такой день – густо. Предновогодние дни считались урожайными и за возможность попасть в смену на эти дни (только не 31-го) среди персонала шла некоторая драчка.

Дежурить 29-го выиграл капитан Константин Котенко. Ему было 32 года. Внешность он имел обычную: короткая стрижка – как у всех, средний рост – как у всех, небольшое пузцо – тоже как почти у всех. На смену он заступил не выспавшись (за полночь с женой и тещей лепили пельмени впрок на все праздники), и, приняв дела, тут же прикорнул в подсобке до появления первых задержанных. Задержанных, однако, стали привозить рано, Котенко разбудили, и теперь он сидел за столом сонный, недовольный, раздраженный всем и на всех. Однако куда деваться – служба. Да еще главнее этого соображения была мысль о том, что такой день год кормит: Котенко рассчитывал существенно пополнить за эти сутки и семейный бюджет, и свою заначку.

Большую охоту предвкушал не он один: когда Котенко заглянул в холодильник и удивился, почему он до сих пор пустой, сержант Давыдов ответил: «Да вы подождите, товарищ капитан, сейчас через три-четыре часа «рыба» косяком пойдет, и в холодильнике у нас все будет!». Давыдов заржал, а Котенко усмехнулся – ну да, точно, сейчас пойдут косяком.

Антон Давыдов был тем самым сержантом с длинным лицом и капризными губами, которого вечером у бара разглядел Зощенко. Котенко знал, что папа у Давыдова в больших милицейских чинах, вся их семья живет в хорошем доме, построенном специально для милицейского начальства (в советские времена в арке при въезде во двор стоял шлагбаум и был пост). Для Давыдова по жизни была раскатана красная ковровая дорожка. Идти бы ему по ней и идти, ан нет – на втором курсе юрфака Давыдов попался на торговле анашой и какими-то таблетками. Добро бы торговал один, но оказалось, что он из своих однокурсников сколотил целую сеть. Давыдова не посадили, и даже дело не завели – папаша помог – но из университета турнули. Отец устроил Антона в милицию (формально-то Антон был чист) – пересидеть год-другой, а там, может, и восстановят. Давыдова вообще сильно разозлило то, что из-за такой фигни пришлось уйти из вуза. Свою злость он кое-как сбрасывал в спортзале – занимался каратэ. Трезвяк нравился ему еще и тем, что на задержанных можно было отрабатывать новые удары.

Котенко знал историю Давыдова и в душе считал его просто идиотом – упустить такой шанс, спрыгнуть с такого поезда, променять СВ на общий вагон! Давыдов храбрился и говорил, что все будет хорошо, он, мол, своего не упустит, но Котенко считал, что нет, не будет у этого дурака второго шанса. Сам Котенко был из деревни, благосостояние складывал по кирпичику. Жил сейчас с женой и маленькой дочкой в тещиной квартире – а куда деваться? Теща и жена пилили его за некультяпистость, тыкали в глаза тем, «как другие живут!». Котенко шел в милицию, чтобы быть Анискиным, таким же добрым, мудрым милиционером, перед которым трепещут жулики. Однако у сыщика был голый оклад, а жена откуда-то прознала, что в вытрезвителе у пьяниц по карманам можно нашарить на кооперативную квартиру. Про Анискина пришлось забыть – в трезвяке Котенко дежурил уже третий год. Привык. Да и в карманах и впрямь много чего оседало.

Пока улов был невелик – народ как на подбор попадался уже после «шопинга» (Котенко недавно узнал это слово от жены), с почти пустыми карманами, а подарки все были на одно лицо – куклы, машинки да женские трусы. Только у одного, солидного, толстопузого, с седой аккуратной бородой, оказался красный бархатный футляр с золотой цепочкой. Котенко, увидев цепочку, сразу решил, что подарит ее жене – и пусть она еще заикнется про некультяпистость!

Но около семи вечера стукнула дверь и в «приемный покой» первым почти вбежал Давыдов. Глаза его горели и весь вид был такой, будто он вот только что видел Аллу Пугачеву.