Двуллер-2: Коля-Николай - [11]

Глава 8

– Чего сияешь, Грядкин? – спросил Прокопьев, глядя на Николая.

– Гостей жду, Анатолий Кириллович… – ответил Грядкин, не сумев удержать широкую улыбку. Прокопьев присмотрелся и понял: гости – не просто гости.

– Это кого ж ты ждешь-то? – с намеком спросил он. – Уж наверняка не маму с папой…

– Уж наверняка… – подтвердил Грядкин.

– Женщину что ли? – поддел его Прокопьев.

– Ну… – Грядкин опустил голову и тут же поднял ее. Глаза его сияли. – Ну да. Приедет на Новый год.

– Ого! – сказал Прокопьев. – Ого! Да у тебя, смотрю, любовь.

Грядкин хотел подтвердить – «Да, любовь», но не смог протолкнуть эти слова через разом пересохшее горло. С утра, с того момента, как он в приемной прокуратуры взял конверт с ее письмом, у него горела голова. Он и воду пил, и на улицу ходил на мороз – не остывал.

Прокопьев с интересом смотрел на Грядкина. «Влюблен паренек или так, от перерыва в сексе лопнуть готов?» – подумал он. Но спрашивать ни о чем не стал. За те месяцы, что Грядкин работал в прокуратуре, Прокопьев привык к нему. Все порученное Грядкин делал безропотно, приятельские отношения с Вагановым использовать не пытался, бумаги оформлял аккуратно, дела прошивал так, будто занимался этим всю жизнь. Прокопьев с радостью спихнул на Грядкина допросы всяких дезертиров, самовольщиков, неуставников. Грядкин тянул и этот воз. Прокопьев уже давно оценил исполнительность младшего лейтенанта и теперь думал, что надо бы его чем-то поощрить.

– А приходите, Николай Викторыч, с вашей дамой к нам на Новый год… – сказал он. – Хотя что это… Вам-то поди наедине побыть хочется. Вас поди неделю из постели не вытащишь? Сколько не виделись-то?

– Полгода почти… – отвечал Грядкин. Лицо его стало багровым.

– Ого! – покачал головой Прокопьев. – Тогда и недели поди мало будет? Ну ладно, вот как выберетесь из постели, так сразу – к нам!

– Спасибо, Анатолий Кириллович… – ответил Грядкин. – Обязательно придем.

Он вышел из прокопьевского кабинета и пошел к себе. Там уселся за стол, обхватил горевшую голову руками и уставился куда-то в стену. Полуулыбка не сходила с его губ. Ирина должна была приехать послезавтра, 29 декабря. От предстоящих ему забот исходил пьянящий запах семейного счастья.

«Надо шампанского купить… Фруктов… – подумал Грядкин. – Икры… Будем ложками есть»…

Он вдруг подумал, что еще прежде надо купить ей подарок. Он уже не раз ходил вечерами по главным торговым улицам этого громадного города, глядя на залитые электрическим светом витрины с манекенами, в каждом из которых ему чудилась Ирина. Особо ярко он представлял Ирину вместо тех манекенов, на которых надето было женское белье. От этих мыслей кружилась голова.

В дверь постучали.

– Да… – крикнул Грядкин.

Вошел солдат с мешком руках.

– Товарищ лейтенант… – начал солдат (как и многие солдаты, он опускал слово «младший», логично предполагая, что этим вряд ли можно кого обидеть). – Вот это печати и документы по ликвидированным воинским частям.

– Вон в тот угол кидай… – распорядился Грядкин. В углу, на который он указал, уже лежала приличная куча этих мешков. В армии еще с девяностых годов шло сокращение, документы расформированных в/ч лежали в военной прокуратуре по всем углам. По первости, узнав, что в этих мешках, Грядкин удивился – а почему именно в прокуратуру их свозят?

– Видать, на нас последняя надежда… – пояснил ему тогда Ваганов. – Это же настоящие бланки, настоящие гербовые печати, настоящие счета. Представь, какие дела можно вертеть с такими документами! В одном месте взял товар, в другом продал, деньги себе, а тебя – ищи-свищи!

– Да кто ж просто так товар отдаст? – усомнился Грядкин.

– Так у тебя печати – гербовые. Ты – армия! – сказал Ваганов, подняв палец. – Любой председатель колхоза знает, что за тобой – Министерство обороны, а уж оно-то рассчитается по всем долгам. Армия на заводах и в колхозах – любимый клиент! Вот чтобы никто этими печатями и бланками не попользовался в своих корыстных целях, их в прокуратуру и сдают.

– А потом? – спросил Грядкин.

– Суп с котом… – отозвался Ваганов. – Вот завершится процесс ликвидации, и все это барахло по описи и под протокол будет уничтожено путем сожжения.

Солдат прошел, бросил мешок в угол, повернулся, и, поняв, что никаких указаний ему от этого странного младшины (так бойцы между собой называли младших лейтенантов) не будет, ушел.

Грядкин вытащил из кармана бумажник. Он был солидный – Грядкин долго его выбирал, с этого бумажника начиналась его настоящая взрослая жизнь, и он был для него как золотая монета, которую кидают в основание фундамента при закладке дома. Деньжата в бумажнике водились – после работы Грядкин и здесь освоился в шоферском мире и понемногу приторговывал запчастями. При виде толстенькой ровненькой пачки денег Грядкин улыбнулся. У него есть деньги, у него есть квартира, к нему приезжает любимая женщина. «Все будет хорошо… – подумал он. – Да все уже и так хорошо»…

Глава 9

Утром 29 декабря Грядкин вытанцовывал на автовокзале – ударил мороз, а он решил быть при параде, и оделся в шинель, аккуратные брючки и аккуратные ботиночки. Вся эта одежда тепла давала мало. Однако уйти внутрь автовокзала Грядкин не мог – вот приедет Ирина, где же она будет его искать? Он бросался к каждому приближающемуся автобусу, приглядывался к табличке, разбирал надпись и, огорченный, махал рукой – не то. Грядкин грел уши руками, потом пытался согреть руки в перчатках, но те, кожаные, давно уже стояли от мороза колом и тепла не давали.