Двуликий Янус - [34]

Малявкин отрицательно потряс головой и решительно, ни секунды не колеблясь, сказал:

— Нет, я не могу сказать, что она нас ждала. Никаких фактов, подтверждающих такое предположение, у меня нет, а строить догадки…

— А нам ваши догадки или, того хуже, домыслы и не нужны, — сурово сказал Кирилл Петрович. — Речь идет о ваших впечатлениях и в первую очередь о фактах. Факты — вот что требуется прежде всего.

— Ясно, — вздохнул Малявкин и вдруг просиял. — Знаете что?.. А вы спросите Еву Евгеньевну. Ее саму. Чего проще!

— Да уж конечно, — улыбнулся Кирилл Петрович. — Мудрое предложение. Проще простого… Может, со временем мы и воспользуемся вашим советом. А пока… Пока продолжайте ваши показания. Итак, что делали вы с Гитаевым, обосновавшись в Москве, в семье Варламовых? Какие задания германской разведки выполняли?

Малявкин замялся:

— Что вам сказать? Вы не подумайте, что я пытаюсь оправдаться — мое дело конченое, я это понимаю, — но я ничего толком не знаю. Всё — задания, их выполнение — было у «Музыканта». Я был при нем простым исполнителем. Ввел его, как было приказано, в семью Варламовых. Еще я отвечал за рацию. И все.

— Рация? — быстро спросил Скворецкий. — Где, кстати, она? Все там, под Подольском?

— Нет, зачем же. Мы ее забрали. Недели две прошло, как устроились, и забрали.

— Куда? К Варламовым? — поинтересовался Горюнов.

— К Варламовым? — Малявкин даже удивился. — Что вы! Разве можно. Нет. Мы ее опять закопали, только в другом месте. Невдалеке от Москвы. Гитаев нашел небольшой пустынный лесок возле одного из подмосковных совхозов, километрах этак в восьми — десяти от города, по Серпуховскому шоссе. Там автобус ходит, а от автобуса пешком минут сорок — час, не больше. И в лесу пусто, ни души. Вот там мы и припрятали рацию.

— Как же вы ее туда перебросили из-под Подольска?

— А это Гитаев устроил. Достал где-то машину. Он это умеет. Мастак!

— После приземления вы еще работали на рации, передавали что-либо немцам?

— А как же? Дважды. Первый раз, когда перевозили рацию. Тогда я передал — шифром, конечно, — что все идет хорошо: устроились у Варламовых, приступаем к выполнению дальнейших задач. Передача была закодирована.

— Шифр и код были у вас или у Гитаева?

— Сначала у него, а потом он передал мне: «Сам, говорит, кодируй. Не хочу возиться».

— Так. А второй раз?

— Второй раз не так давно. Недели полторы-две назад. Шифровка была совсем короткая. В ней «Музыкант» сообщал, что у дантиста уже был и контакт установлен. Одним словом, порядок.

— У какого еще дантиста? Какой контакт? — удивился Горюнов.

— Как — какой? Разве я про дантиста ничего не говорил? Неужели забыл? Виноват…

— Минуточку… — перебил майор. — К дантисту мы сейчас перейдем. Сначала попрошу ответить на такой вопрос: рация сейчас где? Там же, в лесу?

— Должна быть там, на месте.

— Найти ее сможете?

— Конечно.

— И еще вопрос. Было оговорено что-нибудь специально, кроме шифра и кода, что давало бы немцам уверенность, что на рации работаете именно вы, «Быстрый», а не кто-либо другой?

— Конечно. При окончании каждой передачи я должен отстукать дважды литеры «Г, М». Ну, кроме того, они, тамошние радисты, мой почерк изучили, знают, как я работаю на ключе. Если бы кто стал вместо меня работать — моментально разгадают.

— А если так, если ваш почерк изучен, зачем «Г, М»? С какой целью? Дублирование?

— И дублирование тоже, но не это главное. Литеры для чего? Если мне, например, пришлось бы не по своей воле работать…

— Как это — не по своей воле? — Скворецкий сделал вид, что не понял Малявкина. Тот посмотрел на майора с недоумением.

— Как не по своей воле? Да очень просто: попадусь, скажем, и чекисты заставят меня работать. Тогда я весь текст передам, шифрованный, кодированный, а «Г, М» не отстучу. Значит, провалился. Сцапан.

— Но вот вы попались, вас «сцапали», как вы изволили выразиться, и что же? Вы сами нам все выложили. К чему же ваши «Г, М»?

— Да, попался, — как-то неожиданно твердо сказал Малявкин, глядя Кириллу Петровичу прямо в глаза, и даже выпрямился. — Попался. А врать больше не буду. Хватит!.. К тому же… — он замялся, — к тому… На рации мне все одно больше не работать. Ну и слава богу! — Он махнул рукой и сразу сник.

Кирилл Петрович незаметно переглянулся с Виктором и сказал:

— Боюсь, пророк из вас плохой. Может статься, что к рации и вашим «Г, М» мы еще вернемся, и даже довольно скоро, а теперь расскажите о дантисте.

Глава 12

Ната долго не могла прийти в себя после посещения Раисы Максимовны Зайцевой. Не то чтобы само это посещение уж слишком потрясло ее, но так много на нее за последние дни свалилось всякого, а тут еще эта встреча с Раечкой. И — собственная роль… Трудно было Нате: одна, совсем одна, никому не нужна, всеми — родными, близкими — брошена. Была школа, были друзья, подруги, но всех разметала война, эвакуация. Комсомол… Да, конечно, Ната ни на минуту не переставала чувствовать себя комсомолкой.

Еще там, в Уфе, окончив десятый класс (хоть это удалось!), Ната хотела пойти на завод, так тетка не пустила. Всей душой Ната стремилась на фронт — бойцом, медсестрой, все равно, — и опять не разрешила тетка. Вечно она вмешивалась в ее жизнь, вечно не давала самостоятельно шага ступить…