Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [42]
Первый раздел Речи Посполитой привел к пертурбации в расстановке сил в Юго-Восточной Европе. Мария Терезия выразила твердое намерение не ссориться с Россией, рассыпав тем самым карточный домик затеянных ее сыном интриг. Иосиф, пожаловавшись на властную мать, стал перестраивать свои дипломатические батареи: раз не удалось заставить Россию выйти из войны с пустыми руками – пусть она длится возможно дольше. Субсидный договор остался нератифицированным. В Петербурге поздравили себя с «переменой мыслей венского двора», которому пришлось выбираться из паутины сотканных им козней. Мария Терезия сокрушалась по поводу того, что припозднились с расчисткой грязных углов внешнеполитической кухни, и сожалела о провокационной военной демонстрации в Трансильвании и «несчастной конвенции с турками»[181].
Интернунцию И. А. Тугуту пришлось сокрушать им же содеянное – отказаться от подписанного субсидного документа (при этом австрийцы об уже полученных миллионах пиастров благоразумно «забыли»). Пойти на разрыв с Веной возмущенные турки не решились. Тугут обещал им содействие в сохранении Крыма и Дунайских княжеств, так что скрытое недоброжелательство в отношении Петербурга продолжалось, но свобода маневра была утрачена. Намечавшийся антироссийский фронт держав остался в проекте. Очутившийся в одиночестве Людовик XV стал искать если не сближения, то, во всяком случае, установления сносных отношений с Екатериной. Кольцо окружавшей Россию вражды удалось разорвать. И главное, в 1771 году сравнительно легко был занят Крым, многие мурзы перешли под высокую руку императрицы.
Стратегическое и политическое значение акции было трудно переоценить. Османская держава лишилась «алмаза» своих владений, Черное море перестало быть турецким озером. Все это подвигало Высокую Порту к серьезным переговорам. Сперва рядились об их месте. Предложение избрать местом переговоров Стамбул российская сторона отвергла с порога, все помнили, что в петровские времена царские «миротворцы» оказывались за решеткой по причине своей несговорчивости. Бухарест тоже сочли неподходящим – уж очень удобно было наблюдать за прорехами в российском военном хозяйстве. Остановились на маленьком городке Фокшаны.
Понадобились три победоносные кампании, пришлось разобрать многочисленные дипломатические завалы, чтобы усадить турок за стол переговоров. Демонстрируя добрую волю, османы освободили A. M. Обрескова из заточения. Отдыху и поправлению здоровья после перенесенных испытаний он предпочел участие в завязавшихся сношениях. На роль первого уполномоченного скромный дворянин, далекий от света, проведший полжизни в Турции, не мог претендовать. На его долю выпала черновая работа – подготовка и редактирование артикулов. Главным императрица назначила, не по знанию дела, а по близости к трону, графа Григория Григорьевича Орлова, хотя ни у кого и мысли не возникало о наличии у него дипломатических талантов. Султан поставил во главе своей делегации Османа эфенди, хранителя государственной печати. Великий везир лестно отозвался о его способностях: «Собрание всех знаний и добродетелей, источник красноречия, сокровище правописания» (даже!). В маленький валашский городок отправились для надзора (официально – для оказания добрых услуг) посланники Австрии и Пруссии И. А. Тугут и А. Цегелин, сопровождаемые свитой в 500 человек, и каждый потребовал, помимо помещения и пищи, по 40 лошадей, и все это – за российский счет. Орлов привез с собой еще более многочисленную толпу[182].
В 6 верстах от Фокшан спешно выстроили резиденции для делегаций. После неизбежного препирательства, в чьем шатре начинать заседания, конференция открылась в конце июля 1772 года. Ту гут попытался было участвовать в ней на равных правах, Орлову пришлось «разъяснять», что приняты лишь добрые услуги двух немецких дворов и что он намерен вести дело «беспосредственно с Портою Оттоманскою без всяких затруднений и околичностей»[183].
Орлов сразу же обнаружил отсутствие такого драгоценного на Востоке качества, как терпение. Он пренебрег инструкцией – сперва выдвинуть принцип uti possidetis (чем владеешь), чтобы иметь резерв для отступления, и начал с требования признания независимости Крыма, самого неприемлемого для турецкой стороны: «Понеже история и испытания всех времен доказательствуют ясно, что главнейшею притчиною раздоров и кровопролития между обеими империями были татары, то для истребления сей притчины для переду надлежит признать сии народы независимыми». Турки были шокированы и ответили, что «нынешний султан содержал их в тишине». Далее в протоколе сказано: «Граф Григорий Григорьевич прервал тут несходное толкование…»[184].
A. M. Обресков, как мог, латал прорехи в тонкой ткани переговоров, причиненные его знатным и порывистым коллегою. 8 октября состоялась «особливая конференция» меж тремя – Орловым, Обресковым и Османом эфенди. Обресков завел речь издалека: «Сей народ был волен до султана Селима II». Осман «от себя лично» согласился «на свободу татарскую». Но тут вмешался Орлов и тоже «от себя лично» предложил, чтобы «Порта оставила или уступила свои права на татар, а императрица обещает со своей стороны им даровать свободу в пристойное время»
