Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [12]
Очевидно, «Диплом и пункты», пожалованные Димитрию Кантемиру, Петр считал моделью будущих отношений со всем христианским миром Балкан.
А оттуда поступали ободряющие вести. Господарь Валахии Константин Брынковяну обещал выставить 20-тысячную армию, появись русские на Дунае. Кантемир хотел примкнуть к ним с 10-тысячным отрядом и обещал снабжать их продовольствием. В соратники записывались «австрийские сербы». От них поступали жалобы на «кривды» властей и просьбы – иметь их «за своих подданных и верных», сопровождавшиеся заверением, что сербы «всегда готовы служить против Бусурман без всякой платы жалованья, никакого ружья не требуя, за одно православие»[37]. Однако ссориться с новым римским цесарем Иосифом I было в высшей степени неблагоразумно, с ним хотелось бы заключить союз, и Посольский приказ прошения о подданстве пропускал мимо ушей. Черногорцы всем миром заверяли: они готовы «за церковь святую восточную, нашу матерь, и за святые места, за православие, а наипаче за тебя, великого государя… вси военным на неприятеля идти и души свои положити». Петр взбодрился, «в уши царя и его главнокомандующего со всех сторон жужжали о страхе османов перед русскими войсками»[38].
В действительности все пошло вкривь и вкось. 30 мая (10 июня) войска Шереметева переправились через Днестр и вступили на молдавскую землю. В Яссах их встретили колокольным звоном, господарский совет принял присягу царю. Но множились тревожные признаки. Страшная жара предвещала засуху, фельдмаршал известил Петра: хлеба достать невозможно. Не удалось предотвратить переправу главных сил великого везира Мехмеда Балтаджи-паши через Дунай, как то предусматривалось планом кампании. Турки заподозрили князя К. Брынковяну в измене, тот оробел и не решился двинуться навстречу русским, заявив им, что они промедлили с выступлением и освободили его от принятых обязательств.
На военном совете с участием Петра обсуждался вопрос: не повернуть ли назад? Роковое решение принял он. Войска отправились вниз по течению реки Прут, окруженные роем неуловимых крымских всадников. У местечка Станилешти войска были окружены. В «Истории свейской войны» царь определял свои силы в 3 8 246 человек и еще 5 тысяч молдавских добровольцев, у турок– 120 тысяч плюс 75-тысячная крымская конница[39]. 9 (20) июля последовала атака янычар, отбитая с тяжелыми для них потерями. Но в осажденном лагере – ни хлеба, ни воды, и солнце палило беспощадно. Царь отправил к Балтадже-паше подканцлера П. П. Шафирова, опытного и выдержанного дипломата. Петр шел на серьезные уступки, что свидетельствовало о его душевном состоянии. Он полагал, что османы не оставят своими заботами шведов и включат соответствующие пункты в свои требования. Он готов был расстаться не только с Азовом и Таганрогом, но и почти со всеми завоеваниями в Прибалтике, лишь бы оставить доступ к Финскому заливу с Петербургом. В случае нужды он соглашался уступить Псков и «иные провинции». 11 (22) июля он отправил Шафирову в османский лагерь записку: «…Ставь с ними на все, что похотят, кроме шклафства» (рабства, плена); «И дай нам знать конечно сего дни, дабы свой десператный путь могли, с помощью Божьей, начать» (в случае турецкого отказа решено было прорываться)[40].
Балтаджи-паша о настроении царя не знал, Шафиров благоразумно выслушал его претензии и, отталкиваясь от них, повел торг. О шведских интересах везир не упомянул, турки не желали выступать гарантами будущего российско-шведского урегулирования, шалый Карл XII доставил им немало хлопот своими интригами, они стремились сбыть его с рук. 12 (23) июля Шафиров подписал мир, немедленно утвержденный царем. По Прутскому договору Россия теряла Азов, обещала срыть Таганрог и Каменный Затон, отказывалась от вмешательства в польские дела и гарантировала безопасный проезд Карлу в Швецию[41].
Король, живший недалеко, в Бендерах, узнав о замирении, вскочил на коня и прискакал в турецкий лагерь, когда последние русские полки, под барабанный бой, выходили из окружения. Перед шатром Балтаджи-паши разыгралась драматическая сцена. Карл, топая ногами, требовал дать ему под начало 20 тысяч янычар, и он приведет царя Петра пленным. Паша невозмутимо отвечал, что Коран запрещает подчинять мусульман неверному.
При медлительности тогдашних сообщений балканцы не скоро узнали о произошедшей на реке Прут трагедии. Повстанческое движение охватило Старую Сербию, Герцеговину, Северную Албанию. 18 (29) августа консул в Венеции А. Ф. Бопус сообщал: «Из негромонтанов (то есть черногорцев. – Авт) собралось до сего времени с лишним десять тысяч». От событий он отстал и полагал: «Ежели крепкие наши войски через Дунай пройдут, то учинятся по всей Румелии, Македонии и Греции бунты и вооружатся христиане на прогнание общего врага христианов»[42].
Но «крепкие войски» сражались в Финляндии, Прибалтике, Польше, Германии, далеко-далеко от Дуная. Канцлер Г. И. Головкин просил балканцев не играть с огнем и воздержаться от военных действий. Черногория подверглась нашествию армии Нумана-паши и опустошению.
Жесткие для России условия Прутского мира предстояло еще отстоять в Константинополе. Далеко не всех в султанском диване удовлетворяли его положения, военная партия боролась со склонявшимися к компромиссу. Балтаджи-паша получил отставку, был предан смерти – задушен шелковым шнурком, что не предвещало ничего доброго. В качестве заложников на берега Босфора отправились П. П. Шафиров и сын фельдмаршала Шереметева Михаил, спешно произведенный из полковников в генерал-майоры. Султан Ахмед III дважды объявлял России войну, единожды демонстративно отправился в Адрианополь, традиционное место сбора османской армии. Трех несчастных, ПА. Толстого, П. П. Шафирова и М. Б. Шереметева, то бросали в казематы Семибашенного замка, то освобождали. «Ветеран», Толстой, провел в общей сложности 17 месяцев в «сырой темнице, зело мрачной и смрадной», а потом в «малой избе». Карл XII и союзная ему французская дипломатия интриговали без устали. По словам Шафирова, они «мечутся как бешеные собаки денно и нощно всюду, для того я вынужден ныне последние силы и умишко употреблять».
