Двойняшки - [44]

— Керри, но ты же заверяла его, что сделаешь все ради него и его любви к тебе. Ты сказала, что справишься со всем этим. Ты убедила его, — все так же мягко проговорила Грейси.

— Я ошибалась. Я… — Керри замолчала, тихонько вздохнув.

На лице Грейси появилось удивленно-недоверчивое выражение. Керри часто рассказывала о ссорах и спорах с Майклом, но все это были обычные супружеские размолвки. Но чтобы Керри говорила, что несчастна в браке… такого Грейси не помнила.

— Тебе надо взять себя в руки, Керри. У тебя есть семья, о которой ты должна заботиться. И беречь ее.

Майкл очень любит и тебя, и мальчиков.

— Ты права, я знаю. — Керри пересекла комнату и остановилась возле бежевого кресла.

Она неожиданно вспомнила то время, когда была беременной. Ее очень беспокоило состояние ее тела, она чувствовала себя уродливой и сексуально непривлекательной. Глядя на свой огромный живот и увеличившиеся груди, она просто не знала, что делать.

Но Майклу очень нравилась ее беременность. И он находил такие слова, которые успокаивали ее. Так что же все-таки не так? Ее охватило чувство апатии и усталости. Ее конечности заныли так, будто она прошагала много миль пешком без остановки. Она упала в кресло.

— Ты права, — повторила она, — но я не могу этого объяснить. Что-то начинает разделять нас. Я не понимаю, что это, но я чувствую это, как какую-то вполне материальную вещь. Это, наверное, звучит глупо?

— Я стараюсь понять, — сказала Грейси, хотя и была озадачена. О Майкле она знала одну вещь наверняка — такого правдивого и искреннего человека, достойного всяческого уважения, еще поискать. И рядом с ним любая женщина, будь она самой одинокой или самой привлекательной, чувствовала бы себя как за каменной стеной. Как Керри могло прийти в голову нарушить свое обещание?

Грейси вздрогнула. Ей больше ничего не хотелось спрашивать. Она сидела на кровати, время от времени поднимая глаза на сестру.

— Грейси, а ты помнишь те выходные? — Голос Керри звучал спокойно и ровно. А Грейси подпрыгнула чуть ли не до потолка. Она сказала:

— Но ты же обещала ничего никому не рассказывать.

— А я и не рассказывала, — успокоила ее Керри. — Просто… ну… я не знаю. Тогда мне казалось, что это весело. А сейчас…

— Это было давно, — сказала Грейси, — и сейчас не имеет значения. Никакого.

— Наверное, — сказала Керри. — Просто недавно Майкл упомянул про те выходные дни. А ты никогда не говорила, что же все-таки тогда происходило.

— Потому что не происходило ничего, — сказала Грейси, — ничего.

В дверь постучали. Вошла медсестра-кубинка, женщина маленького роста, и спросила:

— Можно подавать вам обед, мисс Портино?

Сестры замолчали. Они обе вспомнили, что в детстве они терпеть не могли вторжений посторонних.

Да и сейчас им это не нравилось.

— Я привезла обед: с собой, — ответила Керри довольно недружелюбно, оставьте приборы для двоих. — Она повернулась к Грейси. — Холодная паста из «Се Си Бон». — Она расстелила на столе салфетки, положила на него французский батон и поставила бутылку перье. — Иди сюда, пора поесть. Я просто умираю от голода.

После того как тема беседы иссякла, они болтали еще больше часа. И снова почувствовали себя детьми, которые вдвоем, вместе, противостояли всему миру.

— За папочкой охотятся все молодые девушки острова, — заявила Керри, отламывая кусок батона. — Постоянно висят на телефоне, а сегодня позвонили в дверь, и когда я открыла, то увидела малышку в белом коротеньком топе, с грудью как цистерны, без лифчика, и в красных шортиках, обтягивающих зад.

Выглядела как дитя-переросток!

Грейси вздохнула. Она знала, что Керри считала отца глубоко уважаемым и почитаемым человеком и думала, что все эти девочки, появляющиеся в доме, были просто охотницами за его состоянием. Но Грейси знала, что это не так.

— Я сказала ей, что папочка занят, — продолжала Керри, — и тогда она попросила передать ему письмо. Видела бы ты ее ногти! Полметра длиной, покрытые ярко-красным лаком, и на каждом в середине нарисована золотая изломанная стрела.

Они рассмеялись. Грейси умела слушать. Она слушала всех, особенно Керри, с глубоким вниманием.

Она любила слушать других людей, будь они умны или глупы, интересны или навязчивы.

А Керри любила рассказывать. У нее это хорошо получалось. Она была артистична, поэтому самая заурядная история в ее устах звучала интересно, как роман.

— А видела бы ты ее походочку! — Керри вскочила и прошлась по комнате, вихляя бедрами.

Керри все говорила и говорила, и они без конца смеялись. Не прерывая рассказа, Керри потянулась через стол и взяла тарелку с едой, оставленной Грейси. Эта привычка была у нее с самого детства.

— Дом похож на зоопарк — все слоняются без дела. Я уже забыла, что такое возможно. — Керри отправила себе в рот последний кусок пасты с тарелки Грейси.

Но она даже не успела дожевать, как в комнату без стука вошел еще один непрошеный гость — доктор Кейн. Он успокаивающе похлопал Грейси по руке и прошептал ей что-то на ухо. Грейси закричала и забилась в истерике. В комнату влетели медсестры, схватили Грейси за руки и за ноги, пытаясь удержать ее. Одна из них вколола что-то в руку девушке. В эту секунду глаза Грейси на миг встретились с глазами Керри. И в это мгновение Керри увидела в них беспредельно горестное выражение. Она невольно подумала, что не сможет его забыть всю оставшуюся жизнь.