— Подожди! — остановила ее Джулия, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. — Запиши мой номер телефона.
— Конечно. Где же ручка? А, вот она! Диктуй.
Минуту спустя Джулия повесила трубку. Они с матерью были удивительно разными и в физическом, и в эмоциональном плане, словно два континента, разделенные морем. «Мои малыши, наши малыши намного важнее какого-то там фильма, моей фигуры или его свободы. Я знаю, что права! Я не потеряю их. Я не должна!» — звучало в ней, повторяясь снова и снова. Но, с другой стороны, Джулия не могла не признать, что ее мать в чем-то права, например, ее слова о «возможности начать все сначала» были вполне справедливы. Только для Джулии они приобрели несколько иное значение: «Я не вынесу, если потеряю всех троих — Тома и наших малышей!»
Это неожиданное открытие, ставшее итогом болезненного и, в сущности, бесполезного разговора с матерью, так поразило Джулию, что она, как сомнамбула, присела на край дорогого кожаного дивана, уставившись в пустоту, и сидела так до тех пор, пока не заметила, что Том стоит в дверях гостиной и смотрит на нее. Джулия заставила себя улыбнуться, улыбка вышла чересчур натянутой.
— Что случилось? — несколько вяло со сна спросил он.
— Ничего. Со мной все хорошо, — солгала Джулия. Она не хотела, чтобы он догадался о ее мыслях и чувствах, и быстро добавила: — А с тобой-то что произошло? Наверно, ты очень устал, раз спал так долго.
— Со мной такое часто случается, если я расслаблен, абсолютно расслаблен, — повторил Том, недвусмысленно напоминая, кто помог ему достичь этого состояния.
— Да, я тоже так думаю, — согласилась Джулия, словно Том сказал, что кукурузные хлопья вкуснее с молоком.
— Ты одета. Значит, давно встала.
— Я и не спала, — опять соврала она. — Мне так и не удалось как следует расслабиться. Я читала, — добавила Джулия, кивнув в сторону кофейного столика, где, к счастью, лежал какой-то журнал.
Практически бессознательно Джулия приняла решение скрывать от него перемены, происшедшие с ней за время их интимной близости. Он не должен думать, что между ними произошло нечто особенное; не должен узнать, что она влюбилась в него сильнее, чем прежде, и готова испытывать острые ощущения вместе с ним снова и снова.
Но всякие чувства замолчали, когда она отправилась в ванную и увидела кровь — всего лишь небольшое пятнышко, но и этого было достаточно, чтобы напугать ее. Несколько минут назад Том ушел за молоком и газетами. Джулия была рада, что появилась возможность скрыть от него и этот неприятный эпизод, а также свой звонок доктору Стерну. Из разговора с ним она узнала: чтобы избежать более пугающих последствий, им необходимо воздержаться от физической близости до начала второго триместра беременности.
На прошлой неделе подобное табу было даже забавно соблюдать (до определенной степени, разумеется). Но сейчас все по-другому. «Мы не должны больше заниматься любовью, — думала Джулия. — Возможно, мы совершили ошибку, решившись на этот безумный шаг. Признаю: я сама хотела, чтобы это случилось. И не жалею об этом. Но, если интимные отношения с Томом угрожают здоровью малышей, я готова отказаться от всякой близости с ним. Ведь, потеряв детей, я потеряю и его тоже. А я не могу этого допустить!»
Нет, никогда она не скажет ему ничего подобного! Что он может подумать о ней, когда узнает, что она полюбила его? Ведь сам он ни разу не говорил о любви, даже намекая на то, что их брак может стать удачным и счастливым. Он всегда говорил только о взаимном уважении и доверии, необходимых для благополучного рождения малышей. Уважение и доверие. Нет, эти слова звучат бездушно и официально, совсем как избитое словосочетание «супружеские отношения», и совершенно не способны выразить то счастье и душевную полноту, что она испытала, находясь с ним в одной постели.
Во всей этой истории угадывалась какая-то непостижимая злая ирония: иметь возможность устроить наконец собственную жизнь, влюбившись в хорошего мужчину, и добровольно отказываться от нее, притворяясь, что тебе это вовсе не нужно.
Джулия притворялась — вот итог размышлений Тома по поводу того, почему она вдруг замкнулась в себе. На самом деле ему не нужны были ни свежие газеты, ни молоко, которое, кстати, он нарочно допил, чтобы иметь благовидный предлог отлучиться из дома: только вдали от Джулии он мог трезво проанализировать сложившуюся ситуацию. Том забежал в ближайший магазинчик, не заботясь, какое впечатление произведет его хмурый вид. Мысли его были заняты не столько покупками, сколько последними событиями. Он никак не мог понять, почему же радостное возбуждение так быстро переросло в тревогу.
Проснувшись, Том обнаружил, что Джулии нет рядом, и решил понежиться в кровати еще немного в надежде, что она вот-вот вернется и можно будет снова прижать ее к себе и поцеловать. Постель еще хранила сладкий, опьяняющий запах ее кожи и тепло ее тела. Джулия не пришла. Тогда Том быстро оделся и отправился искать ее, но не для того, чтобы снова затащить в постель, а чтобы просто прикоснуться к ней, приласкать такую красавицу, как она.
Джулия завладела его сердцем, и он не знал, что с этим делать. Это открытие, пожалуй, немного пугало его: Лоретта не могла разжечь в нем настоящую страсть, и он вряд ли понимал тогда, что такое любовь. До встречи с Джулией он отрицал, что существует настоящая любовь, и считал, что это очень опасное чувство, потому что оно делает человека крайне уязвимым. Возможно, тогда он был больше похож на Патрика, чем на Тома.
