Двойной агент Сторм в Аль-Каиде и ЦРУ - [4]

Тогда я этого не знал, но я был у деревни Аль-Хота, расположенной в тени скалистого плато в районе Майфа провинции Шабва — в самом сердце «Аль-Каиды».

Мы подъехали к внушительному двухэтажному дому. Двое мужчин с АК-47 через плечо открыли и быстро закрыли ворота. Я почувствовал, как волной накатил страх. На встречу с Анваром аль-Авлаки я приехал, но если служба безопасности Йемена знала о моих планах и позволила мне приехать или сам Авлаки больше мне не доверял? А еще здесь Фадия. Она знала Авлаки, знала, что мы друзья, но не подозревала об истинной цели моего визита.

Прежде чем подняться по ступенькам, я посмотрел на звезды. Ноги будто налились свинцом, и пара шагов до двери, казалось, заняла целую вечность. Но отступать было некуда. В мозгу пронеслись образы американцев Ника Берга и Даниэля Перла, публично, на устрашение всего мира, обезглавленных «Аль-Каидой».

Фадию проводили в заднюю половину дома, где ждали соплеменницы. В этой части Йемена мужчины и женщины всегда собираются отдельно. Позже она рассказала мне о стоицизме множества женщин, потерявших в джихаде мужей. Обычно вдовам подыскивают в мужья других джихадистов, что не способствует семейному спокойствию.

Через широкую пустую прихожую мы прошли в просторную гостиную, и первое, что бросилось мне в глаза, — аккуратно прислоненное рядком к стене стрелковое оружие: больше АК-47, винтовки старого образца и даже РПГ. Группа всегда готова к бою, но скорее не с враждующими племенами, а с йеменской службой безопасности.

Прямо на полу, вокруг большого серебряного блюда, на котором горой высился шафранный плов с курицей, сидело с десяток мужчин. Совсем молодых, вчера еще деревенских мальчишек. А среди них подтянутый, элегантный Анвар аль-Авлаки с умными глазами, уже обольстившими множество мятущихся душ в Европе и Америке. Он поднялся и с теплой улыбкой обнял меня.

— Ас-саляму алейкум, — ласково произнес он. От него исходила природная властность, он оглядел комнату, как бы подчеркивая, что он хозяин этого места и этих людей.

Авлаки был в безупречно белых, несмотря на пыль и жару, одеждах, уже ставших его фирменным знаком, и словно подчеркивающих его интеллект очках. Меня поразил контраст между собравшимися здесь простыми, необразованными юнцами и этим исламским ученым, ставшим духовным проводником джихада. После его приветствия все собравшиеся встали поздороваться со мной. Все они были в восторге от шейха, чей магнетизм, несмотря на изоляцию, не померк.

— Угощайся, — проговорил Авлаки, в его американском английском звучали нотки арабского, на котором он говорил уже несколько лет после возвращения на родину.

Похоже, он был рад моему обществу, приятно нарушившему его интеллектуальную изоляцию. Но сначала ему требовалось устроить гостя. Представляя меня сидящим на полу мужчинам, Авлаки нашел мне место среди них, и началась общая трапеза. Гости брали курицу и рис руками — отлично зная йеменские обычаи, я, тем не менее, не удержался и попросил ложку. И тотчас сделался предметом веселых насмешек. Которые, однако, быстро смолкли благодаря паре моих самоуничижительных реплик и отточенному за почти десять лет приездов и жизни в Йемене арабскому языку.

Внимательно рассмотрев Авлаки, я заметил в нем отстраненность и грусть — казалось, изоляция в Шабве и оказываемое на него Соединенными Штатами давление начинали сказываться. После освобождения Авлаки из тюрьмы благодаря вмешательству его влиятельной семьи прошло почти два года. В начале 2008 года он покинул Сану и нашел убежище на родине предков. Говорят, племя авалик живет под девизом: «Мы — искры Ада, кто нас тронет — сожжем».

За год, что мы не виделись, передвижения Авлаки сделались осторожнее — отсюда и моя одиссея ради этой короткой встречи. Шейх постоянно переезжал из одного безопасного дома в другой, время от времени удаляясь в тайные горные убежища по краям пустыни Руб-эль-Хали — океана песка, простирающегося в Саудовскую Аравию.

Несмотря на затворничество, он продолжал проповедовать онлайн и общаться с последователями по электронной почте и в социальных сетях. Его послания становились все резче — возможно, вследствие месяцев, проведенных в тюрьме, где его в основном держали в одиночке. Наверняка на радикализацию его взглядов повлияло чтение исламистской литературы. Возможно также, что растущую враждебность к миру подпитывала изоляция в горной пустыне.

После еды Авлаки встал и попросил меня пройти с ним в маленькую комнату.

Я внимательно посмотрел ему в лицо.

— Как ты? — спросил я, не придумав ничего лучше.

— Я здесь, — с оттенком фатализма сказал Авлаки. — Но я скучаю по семье, женам, детям. Я не могу поехать в Сану, это слишком опасно. Американцы хотят меня убить. Они постоянно давят на правительство.

Он сказал, что по небу рыскали дроны, но он их не боялся.

— Джихад — путь Пророка и благочестивых.

Он сказал, что «братья» разочарованы, что я не приехал в Мариб, поскольку они обо мне много наслышаны. Из разговора стало ясно, что Авлаки не сильно боится йеменских властей, которые не пытались решить проблему «Аль-Каиды», а загнали ее в Шабву, в надежде, что та рассосется сама по себе. Кроме того, они ничего не предпринимали для урегулирования племенных раздоров, позволяющих боевикам укрепиться и организоваться.