Двойное дыхание - [143]

Шрифт
Интервал


Прощай, Одесса…


В другое СЕЙЧАС я с удовольствием скажу тебе: «Привет!»

Двойное дыхание

Наташе Соломатиной

Тосты, поздравления… Вечер удался.

Повод был. Хоть и не было предощущения. Как обычно.

Повод был. Но сам факт того, что все они собрались сегодня под одной крышей, был важнее повода. Важнее тех идиллических мечтаний о вечерах в этом доме, когда он ещё строился.

Когда очень долго ждёшь чего-то и оно наконец случается, выясняется, что нарисованная тобой в голове картина сильно отличается от фактически происходящего. Даже не деталями и оттенками, а чем-то неуловимым, что отличает оригинал от копии. Пусть даже очень хорошей, безупречной копии.

Именно это неуловимое вдруг наклоняется к плечу и тихо нашёптывает, на только нам лично доступном наречии: «Вот оно. То самое. Помнишь, ты мечтала?.. Помнишь, ты хотела?..» Слушаешь этот шёпот и благоговеешь. Миг счастья. Лёгкий как эфир и глубокий как даль.

Ты понимаешь – это твоё время, твоё место. Здесь, сейчас и всегда.

Потом ты говоришь, говоришь…

Пьёшь из стакана крепкий тёплый напиток и опять говоришь…

Немного волнуешься. За них. За каждого. За себя. Но это волнение любви. Любви к жизни, к ним, к себе… От неё приятно внутри и тепло. Как от крепкого напитка, который ты пьёшь. Тепло снаружи и тепло внутри.

Тебя уже не волнует взаимосвязь. Ты волнуешься, но не опасаешься. Просто чувствуешь и течёшь со своим чувством. На волнах тепла.

Тебе хочется закрыть глаза и чувствовать только тепло. В этот миг ты знаешь – в мире, кроме библейской суеты, есть тепло. Настоящее живое тепло жизни.

Так хочется закрыть глаза.

Ещё немного тёплого напитка, ещё несколько слов и всё. Ты закрываешь их и уносишься. Уносишься на волне тепла, со стороны наблюдая собственные мысли. Которые из чувства выглядят не твоими, но всё же такими родными: «Сын… Муж… Внук… Ночь… Огонь… Дочь… Невестка… Надежда… Покой… ДОМ…»

Ты всё ещё волнуешься, но тебе хорошо.

Ты любишь, но тебе уже не больно.

Ты ждёшь, но тебя уже не пугает время.

Ты надеешься, но не перестаёшь действовать сама.

Так приятно и мягко телу.

Так здорово не открывать глаз – они уже впитали через себя всё, что могли. Точнее – что должны были.

Теперь это здесь. С тобой. Внутри.

И тепло…


…Она резко просыпается.

Что-то чудное в этой тихой темноте. Какое-то несоответствие, диссонанс. Она даже пугается… Привыкла, ложась поздно и засыпая или просыпаясь посреди ночи, как сейчас, слышать в темноте дыхание мужа. Разное, но всегда только его дыхание. И сейчас оно есть. Но какое-то странно асимметричное. Это и напугало.

Она осторожно протягивает руку и касается головы… «Маленькая… Ах, вот в чём дело! Внук!» Маленький мужичок. Дышит ровно, медленно и спокойно. «А где же?..» Повернувшись на другую сторону, она свешивает руку с постели, ищет и, наконец, дотрагивается. «Большая… Вот он, оказывается, где! Поздно было… Не хотел тревожить… Завернулся в плед и лёг на полу, рядом с нами… Люблю…»

Над головой в спальне второго этажа спят сын и невестка. В соседней комнате – дочь. Ночь наполняют соловьи. «Середина мая…» Засыпая вновь, она улыбается: «Двойное дыхание… Надо же! Нашла чего испугаться…»


Еще от автора Татьяна Юрьевна Соломатина
Акушер-ха!

Эта яркая и неожиданная книга — не книга вовсе, а театральное представление. Трагикомедия. Действующие лица — врачи, акушерки, медсестры и… пациентки. Место действия — родильный дом и больница. В этих стенах реальность комфортно уживается с эксцентричным фарсом, а смешное зачастую вызывает слезы. Здесь двадцать первый век с его нанотехнологиями еще не гарантирует отсутствие булгаковской «тьмы египетской» и шофер «скорой» неожиданно может оказаться грамотнее анестезиолога…Что делать взрослому мужчине, если у него фимоз, и как это связано с живописью импрессионистов? Где мы бываем во время клинической смерти, и что такое ЭКО?О забавном и грустном.


Приемный покой

Эта книга о врачах и пациентах. О рождении и смерти. Об учителях и учениках. О семейных тайнах. О внутренней «кухне» родовспомогательного учреждения. О поколении, повзрослевшем на развалинах империи. Об отрицании Бога и принятии его заповедей. О том, что нет никакой мистики, и она же пронизывает всё в этом мире. О бескрылых ангелах и самых обычных демонах. О смысле, который от нас сокрыт. И о принятии покоя, который нам только снится до поры до времени.И конечно же о любви…


Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61

Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?


Роддом. Сериал. Кадры 1–13

Роддом — это не просто место, где рожают детей. Это — целый мир со своими законами и правилами, иногда похожий на съемочную площадку комедийного сериала, а иногда — кровавого триллера, в котором обязательно будут жертвы. Зав. отделением Татьяна Георгиевна Мальцева — талантливый врач и просто красотка — на четвертом десятке пытается обрести личное счастье, разрываясь между молодым привлекательным интерном и циничным женатым начальником. Когда ревнуют врачи, мало не покажется!


Роддом. Сериал. Кадры 14–26

«Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять!» – под таким лозунгом живет и работает умная, красивая и ироничная (палец в рот не клади!) Татьяна Мальцева, талантливый врач и отчаянный жизнелюб, настоящий Дон Жуан в юбке.Работая в роддоме и чудом спасая молодых мам и новорожденных, Мальцева успевает и в собственной жизни закрутить роман, которому позавидует Голливуд!«Роддом. Сериал. Кадры 14–26» – продолжение новой серии романов от автора книги «Акушер-ХА!».


Акушер-Ха! Вторая (и последняя)

От автора: После успеха первой «Акушер-ХА!» было вполне ожидаемо, что я напишу вторую. А я не люблю не оправдывать ожидания. Книга перед вами. Сперва я, как прозаик, создавший несколько востребованных читателями романов, сомневалась: «Разве нужны они, эти байки, способные развеселить тех, кто смеётся над поскользнувшимися на банановой кожуре и плачет лишь над собственными ушибами? А стоит ли портить свой имидж, вновь и вновь пытаясь в популярной и даже забавной форме преподносить азы элементарных знаний, отличающих женщину от самки млекопитающего? Надо ли шутить на всё ещё заведомо табуированные нашим, чего греха таить, ханжеским восприятием темы?» Потом же, когда количество писем с благодарностями превысило все ожидаемые мною масштабы, я поняла: нужны, стоит, надо.


Рекомендуем почитать
Молитвы об украденных

В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.


Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме

Книга Павла Парфина «Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме» — провинциальный постмодернизм со вкусом паприки и черного перца. Середина 2000-х. Витек Андрейченко, сороколетний мужчина, и шестнадцатилетняя Лиля — его новоявленная Лолита попадают в самые невероятные ситуации, путешествуя по родному городу. Девушка ласково называет Андрейченко Гюго. «Лиля свободно переводила с английского Набокова и говорила: „Ностальгия по работящему мужчине у меня от мамы“. Она хотела выглядеть самостоятельной и искала встречи с Андрейченко в местах людных и не очень, но, главное — имеющих хоть какое-то отношение к искусству». Повсюду Гюго и Лилю преследует молодой человек по прозвищу Колумб: он хочет отбить девушку у Андрейченко.