Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере. - [29]

Немецкая разведка узнала о советских намерениях, и большинство немцев ушли с Зееловских высот. Они знали по опыту, сколько может длиться такая бомбардировка, и тихо вернулись на свои позиции, когда она утихла. Когда подошли остальные, у тех, кто вернулся раньше, шла кровь из ушей.

Однако прожектора светили прямо перед собой, а не вверх, когда создается разработанное англичанами так называемое искусственное лунное освещение, которое Жуков пытался скопировать. Для наступающих это обернулось ночным кошмаром непроглядной тьмы, сменяющейся ослепительным светом. При этом обороняющиеся имели огромное преимущество, когда перед ними возникали силуэты атакующих. Командиры наступающих частей в ярости приказывали отвернуть прожектора, а высшие офицеры, управлявшие наступлением из задних линий, снова приказывали включать свет. Свет вспыхивал и сменялся темнотой, как в азбуке Морзе, и в результате 730 штурмовиков, у которых видимость была сильно ограничена дымом, вынуждены были вернуться на свои базы, так же как и 450 невыполиивших задачу тяжелых бомбардировщиков.

Тысячи советских солдат погибли, пытаясь штурмовать Зееловские высоты и форсировать Гауптграбен и Верхний Одер, где временные наведенные ими мосты оказались для немецкой артиллерии беззащитными мишенями. Семьдесят немецких самолетов, управляемых летчикамисамоубийцами, также атаковали мосты через Одер. Для советских войск это обернулось кровавой бойней.

Разъяренный Жуков приказал своим командирам отводить части от линии сражения. Одновременно генерал Катуков, командующий передовыми частями, получил приказ ввести в бой свои резервные танки. Он возражал, доказывая, что это только увеличит скученность и не даст желаемого усиления огня, но на его возражения не обратили внимания. Танки и пехота волна за волной накатывали на обороняющихся, а также пытались форсировать болота по обе стороны дороги на Кюстрин, но только после того, как возражения Катукова трагически подтвердились.

Использовать его танки в этом болоте таким образом было колоссальной ошибкой, но помешать их продвижению еще большим количеством танков означало бы самую большую катастрофу в военной карьере Жукова. Он на два дня отставал от намеченного расписания и должен был объяснить Сталину, настроенному весьма скептически, причины задержки.

Деревни вокруг этого сектора, такие, как Литзен, стали опорными пунктами дивизии СС «Нордланд», когда в течение последующих четырех дней они были отбиты у русских. Деревни эти были разрушены до основания. Оставшийся в живых семидесятилетний Гельмут Альтнер говорил, что над развалинами висел незабываемый запах горелого человеческого мяса. Среди остатков дивизии «Нордланд» царил полный развал, когда они вернулись к северо-восточному отрезку кольцевой берлинской дороги, и в их числе тридцать человек из английских добровольцев.

Тем временем 8-я гвардейская армия генерала Василия Чуйкова, входившая в 1 -й Белорусский фронт, отразила контратаку 18-й бронетанковой дивизии у Дидерсдор-фа на главной дороге к Берлину с востока, хотя и с большими потерями, поскольку танки 1 -й танковой армии не подошли.

Только что образованная танковая дивизия «Мюнхе-мерг» была полностью разбита 5-й ударной армией. Журналист Константин Симонов вспоминал, как Чуйков в своем продвижении вышел на лесную поляну, где сотни подбитых танков, бронемашин и санитарных машин пытались спастись по лесной просеке: «Насколько хватало глаз, всюду валялись окровавленные трупы».

В то время как армейская группа «Вейхзель» втягивалась во внутреннее кольцо Берлина, совершенно иная обстановка складывалась на фронте у Конева. Его войска ночью 17 апреля форсировали Одер у Штайнара в 85 километрах от Берлина, и Конев поспешно двинулся к следующей преграде — Нейссе. Командир его 3-й гвардейской танковой армии генерал-полковник Рыбалко приказал форсировать реку шириной в 60 метров, не ожидая наведения мостов, поскольку глубина здесь не превышала одного метра. К середине ночи 18 апреля его танки были уже в 45 километрах за рекой Шпрее, достигнув Люббена. Они практически не встречали сопротивления.

Приказ Конева предписывал форсировать Шпрее и быстро продвигаться к Потсдаму юго-западнее Берлина, «минуя города, не вступая в затяжные бои. Этот последний пункт относится к командирам корпусов и бригад». Как только 3-я гвардейская и 4-я гвардейская танковые армии форсировали Верхнюю Шпрее, Конев связался со Сталиным. Сталин предложил практически невозможный план — чтобы Жуков направил свои бронетанковые войска вслед за Коневым, развивая его успешное наступление. У Конева были другие предложения. После продолжительной дискуссии нетерпеливый Конев получил разрешение продвигаться вперед и атаковать Берлин с юга. Знаменательно, что Сталин не проинформировал Жукова о таком изменении плана.

В то время как Жуков с трудом прокладывал себе путь сквозь разрушаемую оборону северо-запада, а Конев торопливо продвигался с юга к Берлину, отрезав Буссе и 9-ю армию, настроение в берлинском бункере было оптимистичным. «Нужно, — сказал Гитлер, — чтобы 9-я армия молниеносным ударом сокрушила Конева». Фельдмаршал Вильгельм Кейтель, начальник Объединенного генерального штаба, оправдал два своих прозвища: «Кивающий осел» и «Ливрейный лакей». Он поддержал это безумное предложение: «Если немецкая оборона сможет удержаться еще один день, то русские будут вынуждены прекратить свое наступление».