— Энедина не появится здесь. Здесь слишком много солнца!
— Согласна, — Ульрика закатила глаза, — у меня у самой уже голова разболелась.
— При чём тут ты! — осадила её Лавиния.
(Да, матушка здесь не появится. Тайны, которые она хранит, не должны обнажаться под этим безжалостным солнцем, которое словно сдирает кожу. Эти тайны должны храниться в темноте — чтобы можно было, найдя их, только нащупать, прикоснуться. Тайны, сокрытые в сердце земли. И мои тайны, они тоже заперты в моём сердце. Если бы только я сама могла)…
— Энедина не появится — и что нам делать?! Что делать?
— Но я зато здесь, — послышался голос — хрупкий и ломкий, как звон бокала.
— Анабель! — вскричал Магус.
— Анабель! — повторила Лавиния и за ней Ульрика.
Анабель босиком стояла на снегу, поджимая от холода то одну, то другую ногу. Золотистая цапелька.
— Мамочка спрашивает, что у вас произошло. Почему вы так… так беснуетесь. Вы её разбудили.
— О, Тьма! — Магус даже подпрыгнул. — Дитя, скажи ей… скажи Энедине, что мы в плену у Клотильды на какой- то горе. Что она держит нас силой Чёрной короны… Тьфу, не то! Скажи, что тут Белинда… две Белинды… Белинда и Клотильда в образе Белинды, и мы не знаем, какая из них Белинда!
Несколько секунд Анабель сосредоточенно молчала, только брови её то сходились сурово, то вновь разбегались.
Наконец, она заговорила.
— Мамочка смеётся, — сообщила коротко она.
— Что? — завопил возмущённо Магус.
— Что? — ахнула Лавиния.
— Что? — фыркнула Ульрика.
— Мамочка смеётся, — повторила очень серьёзно Анабель. — Она говорит: какой урок всему Роду. И ещё она говорит, что Белинда — всегда Белинда. И что нужно уметь видеть главное. Нелепо и бессмысленно сражаться с воздухом.
— Да, но корона!
— Корона не имеет здесь никакого значения. Так она сказала.
— Корона не имеет значения?!
(Ну, конечно, не имеет. Имеет значение только… только… Где же это? Так близко и так далеко. Как это солнце).
— Мамочка сказала, что устала.
— Да, но что же нам делать?!
— Она сказала… что если вас это так волнует, есть лишь один выход. Воззвать к тому, кто знает Белинду лучше её самой. К тому, кто стоит выше Чёрного рода… нет, почти всего Чёрного рода — она говорит, что о ней разговор особый.
— Нет! — сказала Белинда.
— Нет! — содрогнулась другая.
И в тот же миг она покраснела.
На её совершенном лице проступили ожоги. Неровные тёмные пятна. Мучительный, загнанный вовнутрь огонь.
Всё тот же огонь, всё то же невыносимое жжение. Как когда она услышала: «Принцесса, я знаю вашу историю». Как когда хоть кто-то смел намекнуть… Как когда она стояла на костре, умирая за то, что посмела пройти через всё, через самый невыразимый мрак и отчаяние. Как в первый раз, когда…
— Она покраснела… — прошептал благоговейно Магус.
— Только одна, — откликнулась Лавиния.
— Одна… — подтвердила беззвучно Ульрика.
По лицу и телу Анабель пробежала дрожь. Энедине наскучил столь сложный способ общения. И она без труда подчинила себе Анабель всецело. Теперь она, Энедина, говорила этим детским голосом.
— Ну вот, та, что покраснела, и есть Белинда. Никаких сомнений. Моя глупая девочка. Посмотрите на неё, столько лет прошло, а она по-прежнему вся горит. Это её огонь, её любовь, её боль. Не думаю, что это хорошо, но это у неё не отнять. Это — настоящее.
— Да, — повторила Белинда. — Да!
Настоящее.
Всё осветилось безжалостным светом. Всё встало на свои места. Её любовь. Её боль. Её сущность. Её сила и слабость сплетены воедино, в одну тугую огненную нить.
«Ты родилась, чтобы любить, Белинда. Это твоя сущность. Это твоя сила и твоя ахиллесова пята».
Нить, идущая через века. Пламя которое не погасить. Костёр, на котором она горит каждый день и час. Её счастье и её проклятие.
Энедина всё знала. «Это твоя природа, твоя судьба»…
Её судьба. Её природа, её истинная суть. Не сила, повергающая в прах миры. Не красота, покоряющая всех и вся.
«Иначе быть не могло. Это твоя судьба, Белинда. Но в ней боль и страдание».
Боль и страдание. Но этого у неё не отнимет никто. Это даст ей силу — силу, с которой не сравнится никакая магия. Силу пройти по огненной дороге до конца и вновь, не колеблясь, взойти на свой костёр. И на этом костре, как бы не было больно, стоять до конца, оставаясь собой.
Она посмотрела в лицо Клотильде. Та вновь попыталась прочесть её мысли — и отшатнулась.
— Всё кончено, Клотильда, — мягко сказала Белинда. — Я с самого начала знала, что ты — лишь моё отражение. Теперь отражение мне не нужно. Я свободна. Я знаю, что я есть. Можешь идти, куда хочешь.
— А… корона?.. — прохрипела Клотильда.
— Корона? — Белинда засмеялась. Это не был смех торжества — это был смех свободы, бесконечной свободы, которая выше борьбы, выше любых побед и поражений. — Можешь оставить корону себе. На память. Мне эта безделушка больше не нужна.
Клотильда стояла несколько секунд в оцепенении, не веря. Её лицо менялось на глазах, приобретая прежние кошачьи черты. Но она не замечала этого, не отрывая взгляда от Белинды. И вдруг закричала… и бросилась вниз.
Она летела в бездонную пропасть с истошным воплем. Холодное эхо вторило ей от каждой скалы.
Наконец, всё стихло.
Белинда улыбнулась — ослепительной вечной улыбкой.
