Двойник - [44]

На улице не было особого оживления. Уже стемнело, и над городом нависло небо с какими-то странными оранжевыми полосками. Вблизи кинотеатра не чувствовалось дуновения даже легкого ветерка с озера. Редкие машины проносились по Линкольн-авеню, прохлада забыла о городе. Холодком веяло, только когда двери кинотеатра открывались, впуская и выпуская зрителей.

У входа толпилось много народа. Люди, живущие в квартирах на втором этаже, над магазинчиками, расположенными вдоль улицы, открывали окна и высовывались, недоумевая, куда подевался знаменитый ветерок, дующий с озера в Чикаго. Рядом с кинотеатром было открыто кафе «Гетц кантри-клуб», чуть подальше торговали мороженым и прохладительными напитками. Все магазины, кроме тех, где торговали апельсиновым соком или мороженым и чем-нибудь освежающим, были уже закрыты. Разглядывая витрины, прогуливались подростки и молодежь. Парни были в рубашках с короткими Рукавами, а девушки в легких летних платьях. Гуляли парочками, но чаще можно было встретить небольшие группы девушек. Они хихикали, а за ними следовало такое же число развязных парней. Даже жара не могла пресечь их попытки познакомиться. Скорее, наоборот, жара вызывала какую-то лихорадочную активность молодых людей.

Я приехал с шиком на такси от Дрейка до «Бэнкерс билдинг», потом прошел пешком к своему офису, где сел в свою машину и доехал до Норт-Сайд. Я подумал было зайти в офис за оружием, но затем отказался от этой идеи, не хотелось навлекать на себя беду. У кинотеатра сегодня и так будет слишком много людей с оружием.

Я оставил машину на той же стороне, где был расположен кинотеатр, справа от входа в аллею. Чуть дальше по улице светилась реклама кинотеатра. Между ним и мною был бакалейный магазинчик, стоявший на углу у начала аллеи за кафе, что рядом с кинотеатром. Выйдя из машины, я вдруг вспомнил, что недалеко, в нескольких кварталах отсюда находится тот гараж, где на день святого Валентина происходила кровавая бойня. Как тесен наш мир!

Я шел за семейством – отец, мать, мальчик лет десяти и девочка примерно восьми лет. В такую жару родители взяли детей с собой в кино на поздний сеанс. Я как раз проходил мимо кафе «Гетц кантри-клуб», когда обратил внимание на странную машину, стоявшую у тротуара. Я заглянул в нее.

За рулем сидел Мелвин Пурвин.

Он прикуривал сигарету, рука дрожала. На нем были синий спортивный костюм и щегольская соломенная шляпа. Рядом с ним на пассажирском сиденье расположился агент из «Бэнкерс билдинг», который посмотрел на меня испуганными глазами.

Улыбнувшись, я приподнял руки на уровень груди и показал, что не вооружен.

Пурвин взглянул на меня, дымя сигаретой, нахмурился, словно хозяйка, у которой только что подгорел пирог, и подозвал меня. Я вплотную подошел к машине и улыбнулся ему.

– Привет, Мелвин.

– Геллер, какого черта вы здесь делаете? – выдавил он из себя, причем я заметил, что его южный акцент полностью исчез.

– Поскольку я оказался неподалеку, подумал, что стоит посмотреть на вас, – радостно заявил я. – На всякий случай сообщаю: я не Диллинджер.

Он открыл рот, а глаза загорелись злобой.

– Мне показалось необходимым подчеркнуть это, чтобы в меня не стреляли.

– Геллер, вы мешаете работе правительственных органов. Катись отсюда!

– Мелвин, мы живем в свободной стране. Мне захотелось сходить в кино.

Он посмотрел на своего компаньона, и вдруг в его речи снова зазвучали южные интонации.

– Агент Браун, почему бы вам не проводить отсюда мистера Геллера?

Я наклонился и, продолжая улыбаться, посмотрел прямо в лицо удивленному Пурвину.

– Правильно, пошли Брауна, я никогда еще не ломал пук правительственному агенту.

– Вы угрожаете...

– Обещаю вам скандал, какого никогда не показывали в фильмах, демонстрировавшихся в этом кинотеатре.

– Иди в кино. Иди к черту! – выдавил он из себя. Я пожал плечами.

– Где мне находиться и чем заниматься – это уже мое дело. Я могу стоять здесь и смотреть, как гуляет народ. Вы же понимаете, что детектив всегда может узнать что-то новенькое, если станет изучать людей.

– Сядь на боковое сиденье, – обратился Пурвин к Брауну.

Браун повиновался, Пурвин посмотрел на меня с перекошенным лицом и сказал:

– Садитесь со мной рядом, Геллер. Если вы тут оказались, – то лучше находиться под моим присмотром.

– Я после этого буду хорошо спать ночью, – сказал я.

Он показал мне пальцем.

– Садитесь в машину. Я сел.

– Мелвин, у вас хорошая машина.

– Заткнитесь и не приставайте ко мне.

Он внимательно оглядывал всех прохожих, но делал это так же незаметно, как парень, сидевший в первом ряду в бурлеске на Стейт-стрит.

– Послушай... Эй, Мелвин?

Не глядя на меня, он гаркнул:

– Что?

– Ты сейчас обожжешься.

Взглянув на сигарету, которая догорела до самых пальцев, он нервно подскочил и выбросил ее на асфальт.

– Мелвин, – мне стало его жаль, – не дергайся и успокойся.

Он посмотрел на меня, ожидая подковырки, но, не дождавшись, кивнул головой со вздохом и продолжил наблюдение. В дополнение к синему спортивному пиджаку с белыми пуговицами на нем были белые брюки и ботинки, из кармана пиджака торчал белый платочек с инициалами М. П. Пурвин был так же безукоризненно одет, как и Фрэнк Нитти. В стиле интеллектуальной элиты, а не манеры последователей Аль Капоне.