Двойничество - [26]
Текст Ерофеева насыщен вывернутыми наизнанку советскими концептами. Здесь и Маркс с Энгельсом, бессильные предсказать приступы пьяной икоты, и Абба Эбан с Моше Даяном, и Герцен, недобуженный декабристами, и Максим Горький, который не только "о бабах писал, но и о родине". Все эти мифологемы погружены в кромешный мир повального пьянства, во всенародную службу кабаку. С другой стороны, разговоры с "ангелами господними", обращение к самому Господу, изобилие библейских персонажей, особая проповедническая юродивая интонация совершенно определенно указывают на связь поэмы Ерофеева с религиознонравственным пафосом демократической сатиры. Сюжет поэмы "Москва Петушки" как бы моделирует в новых условиях судьбу Молодца - героя бытовой повести XVII века о "Горе-Злочастии". Молодец из повести XVII века - человек переломной эпохи, когда средневековый стиль жизни перестал удовлетворять потребности личности в самореализации. Традиционное общество цепями висит на ногах Молодца. Он жаждет свободы, но языком этой свободы не владеет. "Царев кабак" выступает как сатанинская подмена желанной свободы. Неслучайно, Горе-Злочастие, персонифицирующее маргинальность героя повести, искушая его, принимает облик архангела Гавриила. Как известно, архангел Гавриил - ключевая фигура Благовещения, фактически возвестивший начало новой эры, эры спасения. Искушение основано на эксплуатации страстного желания Молодцем новизны и свободной жизни.[69] Сюжет повести XVII века организуется как беспрерывные скитания Молодца в поисках приюта, родного дома. Но как и герой В.Ерофеева, в пьяном безумии не добравшийся до желанных Петушков, постоянно оказывающийся возле Курского вокзала, Молодец все время возвращается к цареву кабаку. Повесть завершается уходом Молодца в монастырь, однако обитель здесь имеет семантику последнего убежища, норы, в которой можно скрыться от злой участи. Альтернативой монастырю для Молодца оказывается только самоубийство.
Текст В.Ерофеева построен как развенчание утопии (Петушки, "век золотой", "когда волк возляжет рядом с агнцем и ни одна слеза не прольется"), а вместе с ней и надежды найти свое место в социуме. Четверо, преследующие Веничку в финальных главах повести (он сразу узнал их, но не посмел назвать), вызывают ассоциации со всадниками Апокалипсиса. Последняя глава имеет не евангельский ( распятие Христа) подтекст, а проецируется на эсхатологическое сознание. Ерофеевская поэма буквально "кишит" "русскими двойниками", "близнецами" с общей участью. Все они - представители иллюзорного мира пьяной свободы. Эта свобода жестко ограничена властью, которая в произведении Ерофеева воплощается в символических образах магазина со строгим графиком продажи спиртного, привокзального ресторана, Курского вокзала и, наконец, Кремля. Все перечисленные образы, за исключением Кремля, который Веничка впервые увидел перед самой гибелью, по сути, представляют собой казенные питейные заведения - современный вариант "царева кабака".
Соседи Венички по вагону всплывают в его сознании только парами, и все они похожи на Фому и Ерему, которые бьют друг другу челом неведомо о чем. Это парочка, состоящая из "тупого-тупого в телогрейке" и "умногоумного в коверкотовом пальто". Другая пара: "...он и она. Они сидят по разным сторонам вагона, у противоположных окон, и явно не знакомы друг с другом. Но при всем том - до странности похожи: он в жакетке, и она - в жакетке; он в коричневом берете и при усах, и она - при усах и в коричневом берете<...> Удивительная похожесть, и оба то и дело рассматривают друг дружку с интересом и гневом..."[70] Третья парочка - два совершеннейших кретина - дедушка и внучек. Все эти персонажи вместе с главным героем каждый по-своему ищут обетованную землю, но все они в итоге, напившись, засыпают, а потом исчезают "во тьме внешней": "ибо жизнь человеческая не есть ли минутное окосение души? И затмение души тоже"[71].
Когда герой просыпается в пустом вагоне, а потом идет по Москве, он не встречает ни единого человека, кроме призраков и чудовищ ( Сфинкс, Митридат в соплях и с ножом, женщина в черном, камердинер Петр). Но даже в бредовых видениях Веничку преследуют двойники, которые, идя вроде бы в разные стороны, вместе удаляются прочь, в сторону от утопии к страшному концу. Таковы Минин и Пожарский из последней загадки живодера-сфинкса. Естественно, Минин и Пожарский пьяны, они идут навстречу друг другу, но каждый убежден, что идет в Петушки. Но, как и Веничка, оба попадают на Курский вокзал. Образ Пожарского возникает и в предпоследней главе поэмы. Преследуемый убийцами герой с Красной площади бежит в ту сторону, "куда смотрел князь Дмитрий Пожарский", но находит там не спасение, а безвозвратную гибель.[72]
Таким образом, на рубеже 60-70-ых годов ХХ века агония империи, потеря духовной ориентации и смысла существования воплотились в традиционных формах русского двойничества. Загадка Сфинкса - загадка о человеке. Человек у В.Ерофеева не имеет выбора, лишен субъектности и уникальности. Он всего лишь часть обреченного социума.
Чистые формы двойничества в реальной художественной практике встречаются относительно редко. Любое произведение представляет собой творческий диалог со всей предшествующей да и последующей культурой. Обычно мы имеем дело с диффузными вариантами двойничества. Примеры этой диффузии будут рассмотрены в последующих главах.
