Двойная звезда. Звездный десант - [29]

Один из репортеров удивленно задрал бровь:

– Мистер Бонфорт! А вы не то же самое говорили в прошлом феврале?

– И в следующем скажу то же самое. И в январе, и в марте, и во все остальные месяцы. Истины слишком много не бывает! – Обернувшись к охраннику, я прибавил: – Извините, господа, нам пора, иначе опоздаем.

Мы с Пенни проследовали в ворота. Как только мы уселись в небольшую машину с защитным покрытием из свинца, дверцы с пневматическим вздохом захлопнулись, и машина тронулась. Вела ее автоматика, потому я смог наконец расслабиться и стать самим собой.

– Уф!

– По-моему, вы были неподражаемы, – серьезно объявила Пенни.

– А я было перепугался, когда меня поймали на повторе.

– Зато выкрутились отлично! На вас будто вдохновение снизошло – вы говорили точь-в-точь как он!

– А были там такие, кого следовало назвать по имени?

– Не важно. Один, может, два. Но вряд ли они этого ждали – в такой кутерьме.

– Да ну их… Как в мышеловку поймали. Этот охранник с маниакальной тягой к паспортам… Да, Пенни, я почему-то думал, документами занимаетесь вы, а не Дэк.

– Дэк ими не занимается. Каждый носит свои при себе.

Она полезла в сумку и извлекла маленькую книжечку:

– Мой – вот, но я решила его не показывать.

– Почему?

– Его паспорт был при нем, когда его похитили. И мы не решались запрашивать дубликат.

На меня вдруг навалилась усталость.

Не получив от Дэка с Роджем руководящих указаний, я продолжал представление и на катере, и при пересадке на борт «Тома Пейна». Сложности это никакой не представляло: я просто-напросто отправился прямиком в собственную каюту и провел долгие, отвратительные часы в невесомости, грызя ногти и гадая, что же творится теперь внизу, на Марсе. С помощью нескольких таблеток от тошноты даже заснуть ненадолго ухитрился – и зря. Тотчас же пошли вереницей какие-то невообразимые кошмары: репортеры тыкали в меня пальцами, фараоны хватали за плечо, а марсиане – целились Жезлами. Все они дружно обзывали меня самозванцем и оспаривали лишь привилегию, кому резать меня на ломти и отправлять в ублиетку.

Разбудил меня вой предстартовой сирены. Затем из динамиков загудел густой баритон Дэка:

– Первое и последнее предупреждение! Треть g! Одна минута!

Я подтянулся к своей койке и пристегнулся. Со стартом жить стало куда веселей: треть g – совсем ничего, почти как на поверхности Марса, однако достаточно, чтобы требуха не бунтовала, а пол был настоящим полом.

Минут через пять Дэк постучал и тут же вошел:

– Здрасте, шеф.

– Привет, Дэк. Рад, что ты здесь.

– А я-то как рад, – устало ответил он, окинув взглядом мое лежбище. – Можно я тут лягу?

– Конечно!

Дэк, кряхтя, улегся.

– Как же я вымотался! Неделю бы дрых. А может, и дольше.

– Я тоже. А… он на борту?

– Да. Ну это было и мероприятие!

– Догадываюсь. Но в таком маленьком порту подобный трюк проще провернуть, чем в Джефферсоне?

– Ну нет, здесь куда сложнее.

– Почему?

– Здесь все всех знают и языком чесать любят. – Дэк криво усмехнулся. – Мы выдали его за груз креветок из Канала, свежемороженых. Даже пошлину за вывоз заплатили.

– И как он?

– Ну, – Дэк сдвинул брови, – док Чапек сказал, придет в форму. Это только вопрос времени…

С яростью он добавил:

– Попадись они мне в руки! Просто выть хочется, когда видишь, что они с ним сделали! А мы – ради него же самого – вынуждены спустить им это с рук.

Дэк, похоже, и впрямь готов был взвыть. Я мягко сказал:

– Со слов Пенни, я понял, что с ним грубо обошлись. Сильно его отделали?

– А?! Да нет, там другое. Помимо того что он был грязен и не брит, физически он не пострадал.

Я тупо глядел на него:

– Я думал, его избили. Чем-нибудь вроде бейсбольной биты.

– Да лучше б уж избили! Велика важность – несколько сломанных костей! Нет, им понадобился его мозг!

– Ой. – Мне вдруг стало худо. – Промывка мозгов?!

– Да. То есть и да, и нет. Политических секретов они из него не выколачивали – у него таких просто не водится, он всегда в открытую действует. Наверное, это сделали, просто чтобы держать его под контролем, не позволить ему сбежать. – Дэк помолчал. – Док полагает, они каждый день вводили ему минимальную дозу – только-только чтобы приструнить, и так до самого последнего момента. А перед тем, как отпустить, вкатили столько, что хватило бы слона идиотом сделать. Его лобные доли пропитаны этой дрянью как губка.

Мне вдруг стало так дурно – даже порадовался, что не успел пообедать. Читал я кое-что о таких штуках. С тех пор их ненавижу! Вмешательство в человеческую личность – действие, на мой взгляд, просто сверхунизительное и аморальное. Убийство рядом с ним естественно и чисто – так, простительный грешок. А выражение «промывка мозгов» пришло к нам из времен движения коммунистов – это конец Смутных Веков. Тогда она применялась, чтобы сломить волю человека и изменить его личность – через изощренные пытки и телесные унижения. Однако возни выходило на месяцы; позже разработали более «продуктивный» метод. С его помощью человек становился рабом в считаные секунды – всего-то одна инъекция любой производной кокаина в лобные доли мозга.

Вначале эту мерзость применяли в психиатрии – буйный пациент становился контактным и мог быть подвергнут психотерапии. Тогда это было бесспорной гуманизацией лечения, поскольку позволяло обходиться без лоботомии. Слово «лоботомия» нынче такое же устаревшее, что и «пояс целомудрия», оно означало залезть человеку в голову скальпелем и убить личность, не убивая тело. Да, это правда делали – как чуть раньше били сумасшедших, чтобы «изгнать дьявола».