Дворец грез - [35]

«Не становись ленивой и самодовольной. Ту, — где-то глубоко шептал внутренний голос. — Впереди могут подстерегать опасности, которые только выносливая крестьянская девочка сумеет встретить лицом к лицу. Умерь свою гордыню и учись у Дисенк. Подчиняйся тем, кто властен над тобой. Но никогда не забывай, что твой отец пахарь, а не знатный землевладелец, и бог, который возвысил тебя, может так же легко сбросить тебя вниз. Но он не сделает этого, — решительно подумала я. — У нас с Вепваветом особенная связь, потому что я — воительница, а он — бог войны».

ГЛАВА 6

На следующее утро меня разбудил звук поднимаемой плетеной занавеси, и, когда я села в постели, яркий, сильный солнечный свет залил кушетку. Дисенк подошла ко мне, приветливо улыбаясь, и поставила мне на колени поднос. На нем снова были виноградный сок, свежий хлеб и сушеные фрукты. Я жадно выпила, взволнованно глядя на окно. Казалось, что Ра уже прошел половину своего пути по небу, и я не должна была дольше оставаться в постели. Дисенк стояла в ожидании, сложив свои маленькие ручки.

— Как ты думаешь, Дисенк, можно ли мне сегодня приступить к работе? — спросила я.

Она ответила тут же, и тогда я начала понимать, что всегда должна заговаривать с ней первая.

— Когда ты помоешься и оденешься, нужно будет сообщить об этом Харшире, — сказала она. — Больше я ничего не знаю. Прости.

Мое сердце упало, и аппетит поубавился. Мне не особенно хотелось встречаться лицом к лицу с этой устрашающей громадиной, управляющим Гуи. Я очень скоро ощутила, что комната стала моим убежищем, где я чувствовала себя в безопасности, как дитя в утробе матери, а эта женщина — моей охранительницей, но, обругав себя за трусость, я прополоскала пальцы в чаше с водой и изысканно опустила их на салфетку Дисенк, заметив ее довольное выражение. Я была способной ученицей.

— Теперь снова вниз, в ванную комнату? — спросила я с притворным испугом, и она расплылась в улыбке чистейшего удовольствия. На какое-то мгновение я увидела настоящую Дисенк, не скованную запретами, налагаемыми ее положением.

— Снова, — кивнула она, убирая поднос — и так каждое утро. — Она протянула свежее полотно; соскользнув с кушетки, я завернулась в него. — Как только я смогу одобрить состояние твоего тела, Ту, ежедневные процедуры не будут такими суровыми. — Она взяла папирусовые сандалии и встала на колени, чтобы обуть меня. — Не сердись на меня. — умоляла она полусерьезно. — Я только исполняю волю Мастера, выраженную Харширой.

Вздохнув, я последовала за ней в галерею.

К ванной комнате я оказалась в руках тех же ласковых рабынь, и тот же юноша гладил и колотил мое тело. Вновь была пущена в ход бритва, но, к моему глубокому облегчению, обошлось без выщипывания. Все действо заняло меньше времени, чем накануне, и я почувствовала вину за то, что получаю от всего этого некоторое удовольствие. Потом я вернулась в свою комнату, где у окна теперь стоял маленький, но очень красивый столик. От него исходил слабый, но устойчивый аромат кедра, в полированную поверхность было искусно инкрустировано золотое изображение Хатхор, богини молодости и красоты. Ее безмятежное лицо смотрело на меня, и солнце играло в ее грациозно изогнутых коровьих рогах, когда я, любуясь отделкой, проводила по ним пальцами. Дисенк жестом указала, что следует сесть. Она потянулась рукой к запирающему приспособлению на краю стола, и половинка его столешницы поднялась, повернувшись на искусно скрытых петлях, под ней открылось углубление, полное баночек, кисточек и лопаточек. Дисенк ловко разложила все это на оставшейся половинке стола и положила мне на колени медное зеркало.

— Что ты собираешься делать? — спросила я.

— Ты очень молода, и тебе не нужно много краски, — ответила она, но никому не следует выходить без краски для век, которая защищает и подчеркивает красоту глаз, и губы также следует защищать. Каждую ночь я буду смазывать твое лицо маслом и медом, но днем будет достаточно чистого лица и нескольких штрихов краски.

Ее руки были заняты открыванием маленьких баночек и выбором кисточек. Она вглядывалась в содержимое двух горшочков, хмурясь, подносила их к моим щекам и прикидывала, что может получиться.

— Покажи мне тоже, — попросила я.

Она показала. В обоих горшочках был цветной порошок для век — в одном темно-серый, а в другом зеленый.

— У тебя синие глаза, — сказала она, — поэтому зеленая краска не для тебя. — Сказав это, она капнула воды в маленький тигель, добавила серого порошка и стала тщательно смешивать костяной палочкой, вырезанной в форме тростника. Ее движения были грациозными и ловкими, и я в первый раз задумалась над тем, кто научил ее и где и откуда она родом, — Закрой глаза, пожалуйста, — скомандовала она.

Я закрыла, веки у меня дрожали от непривычных прикосновений, когда Дисенк проводила по ним кисточкой. Она касалась своими гладкими пальцами моих висков, и на мгновение я слабо ощутила ее дыхание, в котором слышался аромат тмина, очень приятный.

— Можно открыть, — сказала она — Для твоих губ у меня есть красная охра, которую тоже наносят кисточкой. Приоткрой немного рот, Ту. — Возникла пауза, и на этот раз кисточка приятно щекотала. — Теперь посмотри на себя.