Дворец для сероглазого принца - [8]

Именно после Толика и Веры Петровны Катя дала себе слово, что ее сын Мика никогда не станет маменькиным сыночком. Хватит. Навидались уже, к чему приводит чрезмерная опека...

– А что может быть? – вздохнула Катя. – Мои тетки лягут спать, не дожидаясь заветного боя курантов, и твой поздний звонок вызовет у них законное возмущение? Кого ты боишься побеспокоить в новогоднюю ночь? Толик, что ты, даже Мика собирается не ложиться до утра!

– Ты права, – печально согласился бывший муж. – Но все равно... Послушай, Катюша, как у тебя дела? Все в порядке?

– Абсолютно. – Лежа на диване с телефонной трубкой, Катя уставилась на тусклый ночник, висевший на стене. С Толиком они сумели расстаться друзьями. Он звонил время от времени, поздравлял ее со всевозможными датами – который уже год. Словно долг какой-то исполнял.

– Передай привет Мишеньке, – продолжил Толик, и голос его предательски задрожал. – Как он, вспоминает меня хоть иногда?

– Иногда, – соврала Катя.

– Бабушка жива еще?

– Слава богу. Пироги сегодня пекла. С тетками тоже все в порядке.

– А Алевтина Викторовна? – с глубочайшим почтением произнес Толик.

– Неплохо. Правда, на позапрошлой неделе у нее давление подскочило, пришлось доктора вызывать.

– И что сказал доктор? – ужаснулся бывший муж.

– Сказал, что это от чрезмерного переедания. И еще от того, что на солнце магнитные бури, – прилежно доложила Катя. – А ты чем занимаешься, Лаэртов?

– Я? – еще не вполне оправившись от столь драматичного известия о своей бывшей теще, неуверенно пробормотал Толик. – Я... Ах да, Катенька, можешь меня поздравить – я теперь профессор. Защитил докторскую в ноябре.

– Лаэртов! – обрадовалась Катя. – Я тебя поздравляю! Профессор! Это же так круто!

– Ну, в общем... – смущенно закашлялся Толик. – Да, это действительно, как ты выразилась... круто. Мне тридцать девять, и я самый молодой профессор у нас на кафедре.

– Господи, Лаэртов... Я так счастлива за тебя! И какова была тема твоей диссертации?

– «Влияние климата древней Исландии на психоэмоциональный настрой человека. Депрессивно-агрессивное развитие сюжета Старшей и Младшей Эдды как образец угнетенного сознания».

– Изумительно! – искренне восхитилась Катя, с трудом припоминая, что такое эти самые Эдды. – Ты, наверное, с блеском справился с темой!

– Стараемся... – довольно пыхтя, пробормотал Толик. – Хотя пришлось залезть в пограничные дисциплины – психологию, например. Но что ты хочешь, Исландия... Холодное море, отвесные скалы, часто хмурое небо. Суровые люди, суровая жизнь, суровая мораль. «Как мрачные тени осени проносятся над холмами, покрытыми травой, так угрюмы, мрачны, быстры, один за другим, проходят вожди лесов...» – нараспев продекламировал он. – Даже боги древних исландцев злы, коварны, часто уродливы...

– Послушай, Лаэртов, – перебила его Катя, думая совершенно о другом.

– Что, Катюша?

– Если бы я до сих пор была твоей женой, так я что, называлась бы теперь профессоршей? – с любопытством спросила Катя, пытаясь устроиться поудобнее. Все-таки диван бабы Лизы был немилосердно тверд... Теперь понятно, отчего у старухи такой суровый характер.

– Именно, Катюша! – счастливо засмеялся Толик. – Ты была бы профессоршей.

Они болтали и смеялись – почти как в стародавние времена, когда еще не успел разбиться градусник, но в этот момент раздался звонок в дверь.

– Лаэртов, мне некогда! – всполошилась Катя. – Наверное, дядя Митя пришел. Все, целую тебя и обнимаю...

В прихожей уже стояла толпа. Женская часть родни бросила все свои дела на кухне и бросилась встречать дядю Митю.

Это и в самом деле был Дмитрий Родионович Быков в сопровождении своей законной супруги Леониды Станиславовны.

– Митенька... – расталкивая всех локтями, вырвалась вперед баба Лиза, судорожно поправляя на голове новый атласный платок, который то и дело сползал у нее с затылка на шею, так что на всеобщее обозрение выставлялся замысловатый пучок из редких, какого-то пегого оттенка волос. Формой пучок сильно напоминал фигу. – Сыночек мой родненький!

Баба Лиза, как уже было сказано, обожала своего младшего сына.

– Мамаша... – растрогался тот и прижал старушку к себе. На дяде Мите были защитного цвета брюки и такая же куртка. Когда-то он служил, но теперь вышел в отставку и работал вохровцем на проходной мебельной фабрики.

– А вот и сестренки мои... – Дядя Митя по очереди обнял Алевтину Викторовну, тетю Нину и тетю Дашу. Потом дошла очередь до Кати и затем – до Мики. Дядя Митя, как и всякий служилый человек, строго соблюдал субординацию.

Леонида Станиславовна кисло, с какой-то укоризной глядела на всех сквозь стекла очков в золотой оправе. Она работала в архиве и была чрезвычайно молчалива, словно дала клятву никому и никогда не выдавать государственной тайны, и потому старалась не раскрывать лишний раз рот. Они с дядей Митей составляли странный контраст – насколько тот был весел, жизнерадостен и прямолинеен, настолько она была закрыта.

Далее вечер потек по привычному сценарию – ломящийся от всевозможных яств стол, дежурное шампанское, от которого в воздухе пахло дрожжами, и водка для дяди Мити – ничего иного он не признавал, будучи человеком твердых принципов.