Дядя говорит Егору:
– Ты пьян?
– Я пьян, – отвечает Егор.
– Пошёл вон, – говорит дядя, и лицо дяди наклоняется и смотрит на Дима: большое лицо и каждый волос так ясно видно.
Зачем выгоняют Егора? Нет, нет, он не выдаст Егора. Он только скажет, и Дим уже говорит, и так страшно ему: разве это его голос? Это разбитый, чужой голос, который говорит:
– Папа, когда я умру, пусть придут посмотреть на меня мои братики и сестрички, а то не узнают меня они там во дворце…
Плотно опять сжались запёкшиеся губки Дима, жёлтый лоб как будто больше стал, и смотрят неподвижно большие, чёрные глаза.
И кажется Диму, идёт он по тёмной улице и крепко держит за руку Егора. И много ещё детей идут, и говорит ему Егор: «Всё это твои братья и сёстры идут. А вон там, где свет, там и есть твой дворец». Какой прекрасный, светлый дворец из жемчуга! Как горит он весь в огнях, как ярко сверкают светлые залы его! Их поддерживает множество колонн, и по ту сторону колонн, сколько видят глаза, прозрачная, светлая даль садов и полей. Нежная музыка играет где-то, множество детей в светлых платьях ждут и уже протягивают руки Диму. О, как хорошо ему, как он счастлив теперь…
А над его кроваткой стоят и плачут: думают, что Дим умер. Они ничего не знают о детском дворце, чудном детском дворце, из жемчуга, куда уйдут все дети, над входом которого огнём любви горит:
«Отведите от себя ложь, и правда светлая, чистая, источник вашей силы, приведёт вас сюда».
И ниже:
«Но не войдут и не прикоснутся к чистым душам детей дыхания лживых и злобствующих, лицемеров и суетных, палачей, буквой учения калечащие и убивающие души живые».
