Двор тумана и ярости - [55]

— Мы бастарды, как ты уже знаешь. Иллирийцы… Мы любим наших людей и наши традиции, но они живут в кланах и лагерях глубоко в горах на Севере, и они не любят чужаков. Особенно Высших Фэ, которые пытаются диктовать им, что делать. Но, в то же время, они помешаны на происхождении, среди них также есть свои собственные принцы и лорды. И если ты думаешь, что всю ненависть получает бастард Лорда, тогда ты себе представить не можешь, как ненавистен бастард прачки из военного лагеря и война, которого она не могла или не хотела помнить.

Его естественное пожатие плечами не соответствовало ненависти в его ореховых глазах.

— Когда отец и мать Аза поняли, что их сын говорящий с тенями, они отправили его тренироваться в лагерь.

Говорящий с тенями. Да…. название, чтобы они не значило, подходило ему.

— Как и дэмати, — сказал мне Рис, — говорящие с тенями очень редки и желанны дворами и территориями во всем мире из-за их скрытности и предрасположенности слышать и чувствовать вещи, которые другие не могут.

Наверное, эти тени действительно шептали ему что-то. Лицо Азриэля ничего не выражало.

— Лорд в лагере чуть не наделал в штаны от радости, когда Аза оставили в нашем лагере. Но я… когда мать отняла меня от груди, и я научился ходить, они отнесли меня в далекий лагерь и швырнули в болото, чтобы увидеть, выживу я или умру.

— С их стороны было бы умнее сбросить тебя с обрыва, — сказала, хмыкнув Мор.

— О, определенно, — ответил Кассиан, и его ухмылка стала острой как лезвие. — Особенно, когда я был стал взрослым и достаточно сильным, чтобы вернуться в лагерь, в котором родился, и узнаит, что эти ублюдки заставляли мою мать работать до самой ее смерти.

Снова тишина — на этот раз она была другой. Напряжение и кипящая ярость команды, что вытерпела и пережила столько всего … и остро чувствовала боль друг друга.

— Иллирийцы, — Рис мягко вмешался, свет наконец-то вернулся в его взгляд, — несравненные воины, богатые историей и традициями. Но также они жестокие и нецивилизованные, особенно в отношении того, как они обращаются со своими женщинами.

Глаза Азриэля потухли, он смотрел на стену из окон позади меня.

— Они варвары, — сказала Амрен, и ни один иллириец ей не возразил. Мор кивнула, подтверждая. Заметив состояние Азриэля, она прикусила губу. — Они калечат своих женщин, чтобы удержать их для рождения еще более безупречных воинов.

Рис поморщился.

— Моя мать была низкого происхождения, — сказал он мне, — и работала швеей в одном из многочисленных иллирийских военных лагерей в горах. Когда женщины в лагерях достигают брачного возраста — когда у них случается первое кровотечение — их крылья… обрезают. Просто надрез в нужном месте, отставленный неправильному лечению, может искалечить навсегда. А моя мама — она была доброй и свободолюбивой, и обожала летать. Она сделала все, что могла, чтобы задержать свое созревание. Морила себя голодом, собирала запрещенные травы — все, чтобы остановить естественный ход развития тела. Ей исполнилось восемнадцать, и она все еще не созрела, к ужасу ее родителей. Но, наконец, у нее началось первое кровотечение, но ей не повезло оказаться в неправильном месте и в неправильное время — один из мужчин учуял ее запах и доложил начальнику лагеря. Она пыталась сбежать — взмыть в небо. Но она была молода, воины были быстрее и притащили ее обратно. Они уже собирались привязать ее к столбам в центре лагеря, когда появился, рассеявшись, мой отец — он прибыл на встречу с начальником лагеря, чтобы обсудить подготовку к Войне. Он увидел мою мать, брыкающуюся и дерущуюся, словно дикая кошка, и… — он сглотнул. — Между ними возникла связь души. Один взгляд на нее, и он знал, что она та самая.

* * *

Он распылил охранников, державших ее.

Мои брови поднялись.

— Распылил?

Кассиан испустил злой смешок, когда Рис заставил дольку лимона, украшающую курицу, взмыть в воздух над столом. Щелчок пальцев, и от нее осталась только пахнущая цитрусом пыль.

— Сквозь кровавый дождь, — продолжил рассказывать Рис, я отогнала мысль о том, что произошло с телами, что он способен сделать, — моя мама посмотрела на него. И связь души установилась и для нее. В тот вечер мой отец забрал ее в Ночной Двор и сделал своей невестой. Она любила свой народ и скучала по ним, но никогда не забыла, что они пытались с ней сделать — что они делали со своими женщинами. Она пыталась в течение многих десятилетий добиться, чтобы мой отец запретил это, но пришла Война, и он не рискнул потерять иллирийцев, не когда они должны были возглавить его армию. И умереть за него.

— Настоящий подарок, твой отец, — проворчала Мор.

— По крайней мере, он любил тебя, — парировал Рис, затем пояснил мне:

— Мой отец и мать, несмотря на связь души, были неподходящей парой. Мой отец был холодным и расчетливым, иногда жестоким — таким он был обучен с рождения. Моя мать была мягкой и пылкой, ее любили все, кто ее встречал. Она возненавидела его через некоторое время — но не перестала быть благодарной, за то, что он спас ее крылья, что позволил ей летать, куда-бы и когда-бы она не пожелала. И когда родился я, и смог призывать иллирийские крылья по своему желанию… Она хотела, чтобы я узнал культуру своего народа.