Двор на Тринадцатом - [2]

Помню запах курева…

Решили мы с Саней стать взрослыми. Самый короткий путь к этому – закурить. Пробовали сначала хабарики – не понравилось. Решили купить сигарет. А как купишь? В магазине никто не продаст. Деньги прохожим суём – отказываются. Наконец дошло до нас: можно купить самим, открыто, но только не одну пачку – сразу несколько. Заходим в магазин, вид подневольный, и продавщице: «Папка послал сигарет купить!». Она пересчитывает монеты, взамен кидает на прилавок пять пачек «Северных» по шесть копеек. И пошли мы становиться взрослыми в дальний сортир. Саня щёгольски зажигает спичку об задницу. Прикуриваем. Чадим сигарету за сигаретой. Не взатяг, просто: «Уу-ф – фу! Уу-ф – фу!». Как стало нас выворачивать… Чуть не померли! Я-то в сознании остался, а Саня не помнил, как домой попал.

Никогда не забудется и запашина новогодних каникул… Что ты…

Новый год – король всех праздников. Но я почему-то наступления Нового года в детстве побаивался… К его приходу морозы крепчали, и наш благо-устроенный туалет замерзал. Батя привычно бежал на второй этаж, умолял соседей не пользоваться канализацией и вызывал ремонтную службу.

Прибывает машина, в кузове – печь с паровым котлом. В топку, рады стараться, закидывают дрова, поддерживают устойчивый огонь. От парового котла протягивают к нам в квартиру шланг, и горячий пар под давлением подают прямо в унитаз. Квартира заполняется воньким, густым, тёплым туманом. Нечистоты весело разбрызгиваются. С улицы, через открытую входную дверь, заползает лютый мороз. Мои младшие брат с сестрёнкой безутешно громко плачут, упорно не желая разделять праздничного настроения всей советской страны.

К бою кремлёвских курантов мать еле успевала всё убрать и намыть. Вселившись, вонь неохотно покидала наше жилище. Формула запаха Нового года для меня никогда не была простой: только мандаринов, шампанского и бенгальских огней. Это всегда целый букет.

Хорошо помню запах близкой махаловки…

Источником являлся младший брат Кочкаря – Джуди. Прозвали так в честь обезьяны, в кино про неё насмотрелись. Джуди сутулый, руки длинные-предлинные, ниже колен. И огромные кулачищи. Шубутной. Ему – слово поперёк, Джуди – в драку. Одно время увлекался боксом. Азы освоил, секцию бросил. Мужик мимо идёт, он подскочит, шваркнет в торец. Не то, что ему подраться хотелось, просто удар отрабатывал. А в душе рубаха-парень, добряк.

Постоянно мне объяснял:

– Вовка, смотри. Раз! – его правая рука чугунным молотом вылетает вперёд, едва не задев мне шнобель. – Да смотри ты: рука постоянно прямая. Она должна составлять одну линию с кулаком. Ты понял?!

– Понял! – в подтверждение я часто киваю.

На его защиту могли рассчитывать всегда. Ему не важно: перед ним один человек или толпа. Ежели обидели салаг – меня или Саню, – Джуди в разборке первый.

Не в силах забыть я и запах наших дворовых игр.

Летом целыми днями играли: в «казаки-разбойники», «кислый круг», в «ножички», «лапту». Но самая любимая игра – «прятки».

Вот уж чего-чего, прятаться было где. Мой отец рассказывал, что у них в детстве эта игра называлась «прятанки» или «хоронки». Встаём в круг. Вместе с девчонками нас человек пятнадцать. Выбираем водящего. На него сама считалочка укажет: «На… златом… крыльце… сидели… царь… царевич… король… королевич… сапожник… портной… кто… ты… будешь… такой…».

А у Сикоси свой репертуар. Он тыкает грязным указательным пальцем в каждого по очереди и радостно выкрикивает:

– Шишел… мышел… пёрнул… вышел… – на последнем слове грубо выталкивая водящего из круга: – Саня, ты вада!

Саня послушно идёт к телеграфному столбу посреди двора, отворачивается и громко начинает считать до тридцати. И напоследок:

– Раз, два, три, четыре, пять. Я!.. Иду!.. Искать!..

Пока он считает, все разбегаются, прячутся. Я несусь между сараев к заветной прятке за поленницей. В ней впору укрыться только одному человеку. Если вада идёт, его можно подпустить почти вплотную, неожиданно выскочить и добежать до столба первым. Ветром лечу, а впереди меня Женька из соседнего двора: сиреневое платье, прыгают по сторонам золотые косички. Она несётся между сараями и – юрк! – на моё место. Кругом голая стена… Не успею спрятаться! Сейчас Саня обернётся, застукает меня… Я – следом за Женькой. Сильно толкаю её, прижимаюсь к ней всем телом. (Женька эта уже давно нравится мне.)

Несмело:

– Ты чего сюда?

Она раскраснелась. Молчит. Смотрит в глаза, сдувает непослушные волосинки с лица. Моя правая рука случайно оказалась у неё прямо на сердце. Оно стучит часто-часто.

– Кто не спрятался, я не виноват… – кричит вада.

Я крепче прильнул к Жене.

Она закрывает глаза, задерживает дыхание. От неё сладко пахнет карамельками. Я наклоняюсь к её лицу, неумело тычусь в приоткрытые губы. Всё происходит так неожиданно, впервые… В смятении отпрянул, сделал шаг назад.

Бдительный Саня опрометью бросается к телеграфному столбу:

– Вовка, туки-туки вада!

Он ещё полчаса бегает по закоулкам, пока всех не застукает или не пропустит.

В тягучем томлении машинально передвигаю ноги, не замечаю никого. Смотрю на своё тело со стороны… не могу в него вернуться.