Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти - [16]

Однако молодые комиссары, комитетчики в сердце партии, были за решительные действия. Они поддержали насильственное изъятие зерна. Зимой сторонники Сталина разъезжались по отдаленным деревням, чтобы выдавливать зерно из кулаков, которых сейчас считали главными врагами революции. Комиссары почувствовали, что нэп на исходе. Поэтому им хотелось найти радикальное военное решение проблем с продовольствием.

По своей природе Сталин был радикалом. Но сейчас беззастенчиво воспользовался фразеологией и доводами левых, которых только что разгромил. Он со своими союзниками уже говорил о новой революции, Великом переломе влево, который поможет решить проблему крестьянства и экономической отсталости России.

Большевики ненавидели деревню. Они были твердо уверены, что отсталые крестьяне тормозят строительство социализма. Крестьян, по их мнению, следовало загнать в коллективные хозяйства, а зерно – конфисковать и продать за границу. На вырученные деньги Сталин собирался совершить гигантский скачок в развитии индустрии и в кратчайшие сроки превратить Советский Союз в промышленно развитую державу, которая будет производить танки и самолеты. Частная торговля зерном и продуктами была запрещена. Кулакам приказали сдавать зерно, а тех, кто отказывался, объявляли спекулянтами со всеми вытекающими отсюда малоприятными последствиями. Постепенно крестьян согнали в колхозы. Конечно, многие не хотели лишаться личного хозяйства. Эти крестьяне автоматически попадали в разряд кулаков и становились врагами государства.

Если в сельском хозяйстве объектом для преследования большевиков были кулаки, то в промышленности они объявили войну техническим специалистам. Техспецов еще называли буржуазными специалистами, хотя они относились к среднему классу и были простыми инженерами. Лихорадочно создавая новую промышленную элиту, красную по цвету и марксистско-ленинскую по убеждениям, большевики старались запугать сомневающихся. Тех, кто говорил, что планы Сталина по индустриализации страны выполнить невозможно, было очень много. Начались суды. Первым из фальсифицированных показательных процессов, призванных запугать инакомыслящих и сомневающихся, стал Шахтинский. Наступали времена, когда из обихода исчезало слово «невозможно». Результаты кошмарной сельскохозяйственной политики напоминали войну без боев и сражений, но с крупномасштабными жертвами. Эта война никак не повлияла на жизнь полководцев, которые ее вели. Соратники Сталина и их жены по-прежнему жили в Кремле, на удивление, дружной и тесной семьей.

Кремлевская семья

«Какое же замечательное это было время, – писала в дневнике жена Ворошилова. – Какие простые, хорошие и дружеские отношения…» Внутренняя совместная жизнь вождей до середины тридцатых годов сильно отличалась от привычного представления о мире Сталина как о страшном и жутком. Они жили в Кремле и постоянно ходили друг к другу в гости. Родители и дети виделись каждый день. Кремль был чем-то вроде маленькой деревни. Здесь все знали друг друга и все дружили между собой. Дружба нередко длилась не одно десятилетие и с годами только крепла, а старая вражда (конечно, бывало и такое) разгоралась с новой силой.

Сталин часто заходил к своим ближайшим соседям, Кагановичам, сыграть в шахматы. Если Анастасу Микояну было что-то нужно, он просто переходил дорогу и стучал в дверь квартиры Сталина, который всегда приглашал гостей на ужин. Когда Сталин уезжал в отпуск, эта веселая компания часто приходила к Наде передать письма от мужа и окунуться в мир последних политических сплетен и слухов.

Правда, были и такие семьи, которые держались немного особняком. Самыми общительными среди членов политбюро были Микояны, а вот жившие с ними на одном этаже Молотовы проявляли больше сдержанности и даже запирали дверь, соединявшую квартиры. Если Сталин был несомненным директором этой большой семьи, похожей на школу с ее суматохой, весельем и ссорами, то Вячеслав Молотов идеально подходил на роль сверхстрогого старосты.

* * *

Единственным человеком, которому довелось здороваться за руку с Лениным, Гитлером, Гиммлером, Герингом, Рузвельтом и Черчиллем, был Вячеслав Михайлович Молотов. За феноменальную работоспособность Молотова нередко называли «Каменная задница». Когда его так обзывали, Вячеслав Михайлович всегда говорил, что это не совсем так. Оказывается, Ленин дал ему прозвище «Железная задница». Молотов был низеньким крепышом с большим выпуклым лбом. Из-за круглых очков холодно поблескивали карие глаза. Он часто заикался, когда сердился или разговаривал со Сталиным. Тридцатидевятилетний Молотов больше был похож не на большевика, а на буржуазного ученого, которым он, по существу, и являлся. Даже в политбюро, сборище фанатиков, слепо веривших в большевистские идеи, этот Робеспьер сталинского двора выделялся фанатичной преданностью марксизму-ленинизму и суровой дисциплине. Феноменальный инстинкт самосохранения позволял ему почти всегда предвидеть серьезные повороты в политике и большие перемены. «Я человек девятнадцатого столетия», – часто повторял он.

Родился Вячеслав Скрябин в Кукарке, провинциальном городишке недалеко от Перми, при советской власти переименованной в Молотов. Он был сыном купца и обедневшего дворянина, большого любителя выпить. В детстве Вячеслав Михайлович часто играл на скрипке для купцов в родном городке, но никакого отношения к известному русскому композитору не имел. В отличие от большинства соратников Сталина Вячеслав почти закончил школу, хотя и стал в шестнадцать лет революционером.