Двор. Книга 2 - [16]

На девятое мая был назначен День Победы. Товарищ Сталин выступил с обращением к народу. Вечером, перед салютом, Иона Овсеич собрал жильцов во дворе под открытым небом и прочитал обращение еще раз, чтобы не только мы, не только наши дети, но и наши внуки и правнуки запомнили навечно слова вождя всех народов и гениального полководца товарища Сталина:

— Наступил великий день победы над Германией… Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь отечества, — не прошли даром и увенчались полной победой над врагом. Вдовая борьба славянских народов за свое существование и свою независимость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией. Отныне над Европой будет развеваться великое знамя свободы народов и мира между народами.

Люди опять поздравляли один другого, обнимались и целовались с такой силой, как будто не виделись тысячу лет. Тося Хомицкая ушла к себе домой, Котляр побыл немножко и тоже ушел, а с Диной Варгафтик вдруг началась истерика, она подымала над головой руки и просила своего Гришеньку, чтобы он с того света посмотрел, как радуются люди.

После салюта Оля Чеперуха подошла к Ионе Овсеичу и просила объяснить: товарищ Сталин сказал, что в Европе война кончилась и будет мир, а про Дальний Восток не сказала ничего; получается, немцы капитулировали, а японцы — нет.

Иона Овсеич положил руку на плечо, крепко прижал к себе Олю и ответил: да, немцы капитулировали, а японцы — нет, но здесь уже не стоит вопрос, кто кого, здесь вопрос исключительно времени. Оля сказала, что время нас не должно волновать, пусть американцы и Черчилль воюют сами, а мы им откроем второй фронт, как они нам открывали.

Товарищ Дегтярь улыбнулся: по-своему Оля Чеперуха права, мы не американцы и не Черчилль.

VI

Двадцать третьего августа Квантунская армия, в составе которой японцы имели тридцать одну пехотную дивизию, одиннадцать бригад, в том числе две танковые, капитулировала. В плен было взято пятьсот девяносто четыре тысячи солдат и офицеров, тридцать тысяч японцы потеряли убитыми, Красная Армия заняла Маньчжурию и крупнейшие города Мукден, Чанчунь, Порт-Артур, Гирин, Харбин, а также Северную Корею с городами Юки, Расин, Сейсин, Гензан.

Второго сентября, когда диктор прочитал обращение товарища Сталина к народу в связи с победой над империалистической Японией, этого дня народы России ждали сорок лет, начиная с 1905 года. Иона Овсеич лично, Клава Ивановна и многие жильцы дома зашли к Оле Чеперухе, чтобы поздравить ее особо: из всего двора один Зиновий Чеперуха участвовал в войне с японцами.

Оля целовалась с каждым в отдельности, вытирала губы и опять целовалась. Потом все ушли, остались только Иона Овсеич и Клава Ивановна. Оля заварила крепкий чай, положила на стол шесть кусков сахара и кило хороших яблок. Клава Ивановна дала от себя в подарок две бутылки с наливкой — абрикосовую и вишневку, Иона Овсеич только разводил руками: не успела закончиться война, а люди уже пируют, как до, войны. Выпили по стопке, Иона Овсеич немножко разбавил водой, Оля сказала, ради такого случая надо пить в чистом виде, и вдруг расплакалась.

— Ну, Чеперуха, — Иона Овсеич весело хлопнул рукой по столу, — кто был прав насчет Японии: ты или я! Если бы сделали по-твоему, сегодня американцы хозяйничали бы в Маньчжурии и Корее, реставрировали капиталистические порядки и поставили бы Красную Армию Китая в архитрудные условия.

Оля продолжала плакать и призналась, что у нее тяжело на сердце, как будто в эту минуту что-то произошло с Зюнчиком.

— Оставь свои забобоны! — сказала Клава Ивановна. — Человек должен всегда надеяться и верить в хорошее. Тем более, что война уже позади.

Оля опять повторила, что у нее тяжело на сердце и хочется кричать.

— Чеперуха, — обратился Иона Овсеич, — ты мне так и не ответила на вопрос, кто был прав.

Оля вытирала слезы, и мадам Малая ответила за нее, что товарищ Дегтярь полностью был прав, в противном случае, на Дальнем Востоке сегодня мы не имели бы таких прочных позиций, не говоря уже про Красную Армию Китая, которая за один месяц оказалась в более выгодных условиях, чем раньше за десять лет, и не за горами время, когда по всему Китаю мы будем иметь советскую власть.

— Чеперуха, — сказал Иона Овсеич, — ты можешь гордиться, что такой человек, как наша Малая, сидит у тебя в доме и вы вместе пьете чай за одним столом.

В середине сентября Оля получила известие от Зюнчика, что в бою за город Дайрен он потерял правую ногу немножко ниже колена, точнее, не в самом бою, а чуть позднее, уже в госпитале, когда началась газовая гангрена, вследствие ранения пулей дум-дум. От крика и невыносимых переживаний у Оли сделался мужской голос, она рвала на себе волосы и повторяла, что они стали белые, как у столетней старухи. Тося Хомицкая сидела возле Оли и говорила, пусть бы ее Кольке отрезали обе ноги, только бы вернулся домой. Оля на эти слова не отвечала, а требовала к себе Дегтяря и Клаву Ивановну: она хочет, чтобы они повторили еще раз, что предчувствие матери — это глупые забобоны.