Двое - [77]

Вот он в ресторане, ждет ее. Склоняется над ее рукой, как, и он надеется, что она чувствует это, он (а может быть, не он, а кто-то другой) склонялся над рукою Королевы в те времена, когда даже у молодых людей хватало досуга, чтоб быть учтивыми и обходительными. Он повел ее к столу, как в свое время вел леди Рэндольф Черчилль к ее креслу на концерте Мелбы в “Ковент-Гардене”. Они сели рядом.

– Я заказал устрицы, – сказал он. – И, если вы не против, предложил бы Sole Veronique. Чего бы вам хотелось еще, миссис Уэллард?

– Я думаю, мне достаточно.

– Может быть, птицу?

– Спасибо, нет.

– Omelette aux fines herbes[16]? Или просто десерт?

– Чудесно, просто десерт.

– Возьмите pкche Melba[17]. Вы, наверное, и не знаете о Нелли Мелбе, миссис Уэллард?

– Нет, увы, не знаю.

Он глубоко вздохнул, и этот вздох заключал в себе целое повествование о Великой Певице, принесшей Любовь и его, мистера Фондеверила, в жертву Искусству.

– Наверное, она была прекрасная женщина.

– Таких теперь не бывает. – Мистер Фондеверил проглядывал карту вин. – Выпьем по бокалу вина?

– Но я...

– Легкий рейнвейн? “Иоганнисбергер” двадцать первого года? Отличный год для сухих вин.

– Да, чудесно.

Он вытащил из кармана часы.

– Вы необыкновенно точны. Это редкое у женщины качество – пунктуальность. Я вижу, что вы... Часы? – Он спрятал их в карман. – Мне их презентовала известная фирма в Сити. Меня пригласили туда для финансовых консультаций, и я сумел поправить их дела, поэтому они... – он сделал жест рукою, – настояли, чтобы я... – другой жест. – Что оставалось?.. У вас есть лимон? Так, прекрасно. Ну как вам понравилось вчерашнее представление?

– Вы тоже были? – спрашивает Сильвия с жаром. – Правда, замечательно?

– Я вижу, вам действительно понравилось, миссис Уэллард.

– Да, а вам разве нет? – Радость в глазах Сильвии гаснет.

– Конечно, но у меня более критический подход. Уже выработалась привычка видеть вещи в Соотношении с Общим Фоном. Ценить скорее Исходный Материал, чем Поверхностные Эффекты, вы меня понимаете?

Сильвия старается сделать вид, что понимает.

– Вы хотите сказать, что иногда сцена бывает хороша сама по себе, но плохо сочетается с представлением в целом?

– Вы совершенно точно уловили мою мысль, – со старомодным изяществом замечает мистер Фондеверил.

– А мне понравилось все от начала до конца, – улыбается Сильвия.

– Вы так молоды, – чуть снисходительно говорит он. – Помните слова Вордсворта, миссис Уэллард?

Сильвия не решала сегодня кроссворда, поэтому не помнит цитаты, фигурирующей в нем под номером семнадцать по вертикали, и качает головой.

– “Молодость – вот настоящий рай”. Моя дорогая жена согласилась бы с ним. В ней была истинная joie-de-vivre[18], что так редко встретишь в наше время. Всегда – и на охоте, и в салоне. – Он осушает бокал в ее память.

– Вам, наверное, было очень одиноко без нее, – тихонько говорит Сильвия.

– У меня была моя Мэгги. Леди Ормсби. Она была прекрасной спутницей.

– Еще бы! Она такая милая.

– Мы везде бывали вместе. Не расставались. Сегодня мы ехали в Хампстедхит, завтра в Зоологический сад, и, куда бы мы ни попадали, Мэгги всегда рассказывала мне, что бы она сделала, если бы была Главным Смотрителем или чем-то в этом роде, и всегда, миссис Уэллард, всегда она улавливала самое главное. Это большой дар. Организаторский талант.

– Она, наверное, чудесный организатор. Это видно хотя бы по тому, как она ведет дом.

– Да. – Он задумался, прикидывая, как бы перейти к сути дела. С отсутствующим видом он обвел взглядом зал, обменялся поклонами с биржевым маклером, проходившим мимо. “Один из наших проконсулов”, – объяснил он с отсутствующим видом. Вошла мисс Прентис и остановилась в ожидании аплодисментов. Поймав взгляд Сильвии, мисс Прентис одарила ее механической улыбкой, и Сильвия радостно улыбнулась в ответ, чувствуя, что знает весь Лондон.

– Во многих отношениях, – произнес мистер Фондеверил, – у нее была нелегкая жизнь.

– У мисс Прентис?

– У моей дочери, Мэгги. У леди Ормсби.

– Да, да!... Мне показалось...

– Лишиться матери в таком нежном возрасте! И какой матери! Я пытался заменить ей мать, но, разумеется, не мог проводить с дочерью все время. Человека посылают то туда, то сюда, – он изобразил жестами Багамы и Новую Землю, – знаете, как это бывает: телеграмма, полчаса, чтобы собрать саквояж, и в дорогу – не самая подходящая жизнь для девочки. Бродячее, можно сказать, богемное существование. У нее были, конечно, друзья в Латинском квартале, – продолжал мистер Фондеверил, который отклонился от темы, уведенный в сторону словом “богемное”, – Мюссе к тому времени, разумеется, давно умер, хотя Ренуар был еще довольно молод. Однако... – И он пожал плечами, чтобы подчеркнуть разницу между Ренуаром и родной матерью. – А затем сразу быть ввергнутой в водоворот Светской Жизни, оказаться женою пэра Англии и миллионера, persona grata при дворе. Но через все это, миссис Уэллард, она пронесла свое доброе имя. Вот величайшее сокровище женщины, оно ценнее любых бриллиантов. Ни малейшая тень сплетни никогда... никогда, – подчеркнул мистер Фондеверил, – не коснулась ее. Злословие, – и мистер Фондеверил наклонился над бокалом “иоганнисбергера” двадцать первого года, словно собираясь выйти ему навстречу, – простирает свои крылья в местах совершенно неожиданных, и тень их покрывает как людей невинных, так и... – В последний момент он отказался от слова “виновных” и закончил: – Так и грешных.