Движение вверх - [116]
Падая за лицевую линию, глядя мне прямо в глаза, Александр Белов отдает дикий по неточности и нелогичности пас куда-то по диагонали в сторону Саканделидзе.
Это была катастрофа. Сако абсолютно не был готов к приему того мяча, у него, думаю, и в мыслях не было, что такое игровое решение может прийти Сашке в голову. Его окружают американские игроки, немедленно рванувшие на перехват. Один отсекает нашего защитника от мяча, другой — Даг Коллинз — прерывает передачу, завладевает мячом и стремительно несется к нашему кольцу.
В этой ситуации сборная СССР висела на волосок от абсолютной и уже непоправимой гибели. Если бы Сако невероятным усилием не догнал Коллинза и не столкнул его с траектории движения под самым нашим щитом, шансов у нас уже не было бы. Время после забитого мяча тогда не останавливали, и 3 оставшиеся секунды матча ушли бы как раз на то, чтобы подобрать мяч и ввести его в игру. Временем на атаку мы бы уже точно не располагали.
Саканделидзе спас ситуацию, сохранив для нас пусть эфемерный, но шанс. Приложил он Коллинза от души, тот улетает под стойку и долго лежит на паркете, получая медицинскую помощь, а на деле, конечно, приводя в порядок дыхание перед штрафными бросками. Бросками, которые с величайшей вероятностью принесут его команде новую олимпийскую победу.
Когда Коллинз встает, глаза у него злые и решительные. Крайне мало шансов, что он промахнется. Тем не менее Кондрашин не потерял присутствия духа в этот момент, когда в одно мгновение рухнуло дело всей его жизни. Рухнуло как никогда близко к своему счастливому и заслуженному осуществлению, по вине человека, которому он доверял больше всех. Но Петрович — профессионал, он будет биться до конца. И в паузе между бросками Коллинза звучит сирена, извещающая судей в поле о том, что советский тренер попросил тайм-аут.
Коллинз забивает оба. США впервые в этой игре выходят вперед — 50:49. В зале происходит что-то невообразимое. Ликование американцев и их болельщиков не поддается описанию. В этой суматохе никто, включая игроков сборной СССР, не обращает внимание на то, что время после второго броска Коллинза запущено. Тайм-аут нам не дали.
За много лет игры в баскетбол я хорошо изучил свои возможности и знал, что могу довести мяч до средней линии за 1 секунду. Еще одна — на приближение к трехсекундной зоне и выход на ударную позицию. Наконец, последняя секунда — на бросок. Я знал, что успею. В баскетболе мяч считается забитым, даже если он влетел в сетку после сирены. Главное, чтобы бросок был выполнен до нее.
Я бросаюсь вперед и, к своему изумлению, едва приблизившись к центру площадки, слышу сирену. Она не может быть сиреной об окончании игры, три секунды явно не прошли. А, вот в чем дело. Петрович заставил судейский столик остановить игру, вырвал-таки зубами свой тайм-аут. Если бы не он, неизвестно, чем бы все завершилось.
Американцы протестуют, но пока еще не слишком яростно. Таймаут — святое право команды, и они знают это. Кроме того, они верят в свою победу. Теперь это их игра. Мы, будучи профессионалами, это тоже понимаем. Потрясенные и опустошенные, мы подходим к своей скамейке.
Наверное, это был самый необычный тайм-аут за всю мою спортивную карьеру. Я очень плохо помню, что происходило в течение этого минутного перерыва. Думаю, большинство советских игроков — тоже. Даже на видеозаписи видно, что команда разбрелась вокруг скамейки, Кондрашин яростно втолковывает что-то только А.Белову и Едешко. Я тоже стою чуть поодаль, поэтому не слышу знаменитые кондрашинские: «У нас вагон времени. Успеем выиграть и еще раз проиграть». Я понимаю, что если как-то и можно спасти игру, то только удачным розыгрышем через «больших». У меня в данной ситуации может быть только одна роль — оттягивать на себя игроков соперника, которые еще помнят о моей способности бросать по кольцу. Еще, может быть, страховать подбор.
Все наши игроки находятся в состоянии шока. Победа, к которой мы шли уверенно и логично, ускользнула от нас на наших глазах. Как это могло произойти? За что нам это? Это были крушение надежд и глубина отчаяния, не выразимые словами.
Спасти нас способен только очень быстрый и длинный пас от своего щита к щиту соперника. Даже самый быстрый и удачный розыгрыш мяча здесь не поможет — не хватит времени. Именно так и пытаемся мы действовать при возобновлении игры. Впрочем, запись не дает полного представления о том, что происходило на площадке. А случилось следующее: Ваня Едешко не делал длинного заброса, как это может показаться. Он коротко сунул мяч Модестасу, и уже тот выполнял этот заброс, который Сашка Белов не сумел принять под кольцом.
Это решение ущербно сразу по двум основаниям. Во-первых, Модя все-таки снайпер, а не разыгрывающий. Пас в его исполнении явно не так хорош, как должен быть. Во-вторых, — и это главное: отсчет времени начинается в тот момент, когда после ввода мяча в игру он оказывается у кого-то из находящихся на площадке. В данном случае он пошел сразу, как мяча коснулся Модя. А это означает, что даже отыграй мы полностью положенные три секунды, времени на бросок Сашке, скорее всего, не хватило бы.
Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.
В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.
Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.
Перед вами дневники и воспоминания Нины Васильевны Соболевой — представительницы первого поколения советской интеллигенции. Под протокольно-анкетным названием "Год рождение тысяча девятьсот двадцать третий" скрывается огромный пласт жизни миллионов обычных советских людей. Полные радостных надежд довоенные школьные годы в Ленинграде, страшный блокадный год, небольшая передышка от голода и обстрелов в эвакуации и — арест как жены "врага народа". Одиночка в тюрьме НКВД, унижения, издевательства, лагеря — всё это автор и ее муж прошли параллельно, долго ничего не зная друг о друге и встретившись только через два десятка лет.