Дверь в никуда - [7]

— Лечить наследственные болезни?

— Нет, болезни — давно не проблема. Лечить то, что является не болезнью, а нормальным состоянием — старость. Поэтому вирусу приданы функции не только замены генокода, но и восстановления клеток. Вирус предназначен для омоложения.

— Вот это здорово! Значит люди стали бессмертными?

— Пока неизвестно еще, станут ли. И если станут, то нескоро. Непонятны социальные последствия омоложения. Поэтому работы в этой области заморожены.

— А какие могут быть плохие последствия?

— Пока люди могут жить только на Земле. Население и так достаточно большое, рождаемость ограничена так, чтобы не было прироста. А если люди перестанут умирать от старости, то придется вообще прекратить рожать детей. Социальные последствия этого могут быть очень плохие. Социологи и психологи еще не разобрались. Было принято решение прекратить работы в этой области, пока не появится возможность расселяться на другие планеты.

— Ничего себе! А как же я? Если меня оживили, выходит кто-то из-за этого не сможет иметь ребенка?

— Не так все страшно, на Земле не так тесно, чтобы возник этот вопрос. Ты все же единственный. Вот если все люди перестанут умирать, то века через два станет действительно тесно. А мы не уверены, что за такой строк удастся найти способ переселять на другие планеты миллиард человек в год.

— А кто принял такое решение?

— Со временем узнаешь. Хватит болтать, пора тебе становиться на ноги. Сейчас Эрик разблокирует все твое тело. Сначала ты будешь двигать ногами лежа. Потом попробуем ходить.

Аня подошла к ложу Никиты и протянула руку к легкому пушистому одеялу, закрывавшему Никиту до пояса. В этот момент Никита сообразил нечто такое, что сильно его смутило.

— Подожди, я ведь совершенно голый. Мне бы надо одеться.

— Зачем? Ах, да, я об этом не подумала. Послушай, Никита, а нельзя без этого обойтись? Быть без одежды сейчас не считается чем-то неприличным. Уже в твоем веке от этой нелепости начали отказываться. Сам ты одеться не сможешь, а если я тебя буду одевать, то, мне кажется, ты себя будешь чувствовать еще хуже.

Никита не был шокирован, когда Аня сняла с него одеяло, но все-таки покраснел. Он тоже всегда считал эти нормы приличия устарелыми, но одно дело считать, а другое — впервые в жизни попасть в такую ситуацию. Сегодня восстановление координации шло лучше, через несколько минут он вполне овладел своими ногами и сумел сесть с помощью Ани.

— Как голова? Не кружится?

— Кружится.

— Все-таки вестибулярный аппарат не в порядке.

— В порядке. — ответил Эрик — У меня по диагностикам все нормально. Он ведь двести лет лежал и сейчас впервые сел. Есть от чего кружиться.

Никита сумел наконец оглядеться. Окон в палате не было. Кровать представляла из себя сложное монументальное сооружение, и была судя по всему больше комплексом приборов, чем кроватью. На ложе, обтянутом мягкой ворсистой тканью, остался отпечаток тела, который сейчас медленно сглаживался. На стене за кроватью из такого же квадратного экрана, какой появлялся на потолке, смотрел Эрик. Изображение было очень совершенным, казалось, это он сам сидит за стеной. Больше в палате ничего не было.

— Прошла голова? — спросила Аня

— Больше не кружится.

— Сейчас ты попробуешь встать. Опирайся на меня.

— Тебе не будет тяжело? Ты меня сможешь удержать?

— Смогу, конечно. Что, твои современницы были такими хилыми, что не смогли бы?

Прикосновение к обнаженным плечам девушки было как ожог. Кожа нежная и теплая, но мускулы под ней оказались стальными. Аня действительно могла не только удержать Никиту, но и наверное носить на руках, если бы было нужно.

— Сейчас все девушки такие же сильные, как ты? Каким спортом ты занимаешься?

— Я профессиональная танцовщица. В твое время люди были слабее, а сейчас многие развиты физически не хуже меня. Все-таки интересно иметь дело с человеком из прошлого: я раньше об этом знала, но только сейчас почувствовала, как это было в твоем веке.

— А почему? Что изменилось?

— Люди стали серьезнее относиться к своему здоровью. Но главное видимо не это. Сейчас у людей куда больше свободного времени.

— Вы меньше работаете?

— Если ты говоришь об основной профессии, то не меньше. В твоем веке очень много времени уходило на поездки, магазины, приготовление еды, всевозможные ремонты и починки. Я изучала статистику. На себя практически не оставалось времени. Даже на детей его не оставалось. Сейчас мне трудно представить, что в твоем веке дети росли сами по себе, а их родители были им практически чужими, ничего о них не знали. Ну и физически в твоем веке люди были самые слабые.

— Я не понимаю, почему самые слабые? Ведь спорт появился только в двадцатом веке. Рекорды начала века к концу казались смешными.

— А ты сам устанавливал эти рекорды? Я говорю о средних показателях. Несколько чемпионов мира на средний уровень никак не влияли. Еще в девятнадцатом веке большинство людей работали физически. Для того, кто целый день машет молотом или лопатой, никаких тренировок не нужно больше. А верхи общества ездили верхом. И мужчины, и женщины. Это был не спорт, а обычный способ передвижения. Мужчины серьезно занимались фехтованием, женщины танцевали. А в твоем веке работа стала больше сидячей, люди в основном управляли машинами.