Дверь в лето - [38]

Интересно, а словарь омонимов в публичной библиотеке в городе есть? Оказалось, есть. Я начал подсчитывать пары омонимов, с которыми неизбежно придется сталкиваться, и прикидывать, сколько из них можно сделать различимыми с помощью теории информации, анализа контекста, а сколько потребуют специального кодирования.

Я стал нервничать и злиться по пустякам: я не только тратил по тридцать часов в неделю на совершенно бесполезную, бессмысленную работу, но и не мог, в самом деле, заниматься настоящим конструированием в публичной библиотеке! Мне была нужна мастерская с кульманом — чертить, вылавливать мелкие дефекты. Мне нужны были каталоги торговых фирм, профессиональные журналы, счетная техника и т. д.

Я решил, что надо искать хотя бы полупрофессиональную работу. Я был не настолько глуп, чтобы полагать, что я уже инженер: слишком много было еще всякого такого, что я не успел прочесть. Я уже несколько раз сидел, ломая голову, как сделать то или иное устройство, воспользовавшись моими новыми познаниями, — а потом, придя в библиотеку, обнаруживал, что кто-то уже решил эту проблему лучше, дешевле и изящнее меня и лет десять-пятнадцать назад.

Мне надо было пойти работать в конструкторское бюро, чтобы все эти новинки стали мне близкими и родными. Я решил, что с работой младшего чертежника я справлюсь.

Я знал, что теперь используются электрические чертежные полуавтоматы, — видел на картинках, хотя сам еще не пользовался. Но научиться ими пользоваться, по-моему, можно за двадцать минут, если бы такой случай представился, — они были очень похожи на то устройство, что я когда-то выдумал, — устройство, имеющее не больше общего со старомодным чертежным столом с параллелограммом, чем пишущая машинка — с письмом каллиграфической вязью.

Я все продумал: как можно чертить прямые и кривые в любом месте чертежной доски легкими нажатиями на клавиши.

Однако тут я был уверен, что мою идею не украли (как украли «Универсальную Салли») — ведь моя чертежная машина существовала только в моем мозгу. Значит, кому-то в голову пришла аналогичная идея, которую он сумел довести до логического завершения. Когда приходит время железных дорог, начинают делать паровозы…

Фирма «Аладдин» — та же, что выпускала «Трудягу Тедди», — делала одну из лучших чертежных машин — «Чертежника Дэна». Я поскреб по сусекам, купил костюм поприличнее и подержанный «дипломат», набил последний газетами и явился в «Аладдин», в их фирменный магазин, якобы собираясь приобрести такую машину. Я попросил продемонстрировать, как она работает.

И тут меня ждало потрясение. Я подошел к демонстрационному экземпляру «Чертежника Дэна», и… психиатры называют это «deja vu». Проклятая машина была сделана точно так, как сделал бы ее я, если бы меня не запихали в хранилище на Долгий Сон.

Не спрашивайте меня, почему я так решил: человек может узнать свою собственную работу. Знаток живописи может определить, что это — Рубенс, или Рембрандт: по мазку, по блику, по композиции, по подбору красок, по десятку других признаков. Конструирование — не наука. Это — искусство, в нем всегда есть широкий выбор, как решить ту или иную техническую проблему. Выбирая эти способы, конструктор оставляет не менее отчетливый «автограф», чем художник.

У «Чертежника Дэна» был такой сильный привкус моей собственной техники дизайна, что меня прямо взбудоражило. Я почти начал верить в телепатию.

Я незаметно глянул на табличку с номерами патентов. В том состоянии, в котором я был, я даже не удивился, обнаружив, что первый из них тоже датирован семидесятым годом. Я твердо решил узнать, кто же изобрел его. Может быть, кто-то из моих учителей, от которых я и набрался своих методов, своего стиля? Или кто-нибудь из инженеров, с которыми я когда-то вместе работал…

Может быть, изобретатель еще жив. Тогда я обязательно разыщу его: надо познакомиться с человеком, который мыслит точь-в-точь как я.

Я взял себя в руки и попросил продавца показать машину в работе. Особенно распинаться ему не пришлось: мы с «Дэном» оказались буквально созданы друг для друга. Через десять минут я уже обращался с ним проворнее, чем он сам. Наконец я оторвался от машины и стал отступать: попросил проспект с фотографиями, спросил о цене и возможных скидках, о техническом обслуживании и… ушел, сказав, что еще позвоню, как раз в тот момент, когда продавец уже собирался протянуть мне на подпись бланк заказа. Грязный трюк — но ведь, кроме часа времени, я у них ничего не украл.

Прямо оттуда я пошел в фирму «Золушка» наниматься на работу на их фабрику.

Я уже выяснил, что ни Белла, ни Майлс там больше не работают. Все время, которое я мог урвать от сна и отдыха — между работой и наверстыванием упущенного в библиотеках, — я искал Беллу, Майлса и в особенности Рики. В телефонных справочниках Большого Лос-Анджелеса не значился ни один из троих, равно как и во всех Соединенных Штатах: я оплатил «информационный поиск» в национальном бюро в Кливленде. С меня взяли вчетверо больше обычного: Беллу пришлось искать и под фамилией Джентри, и под «Даркин».

Пробовал я искать их и в списках избирателей, в избирательной комиссии графства Лос-Анджелес — тот же результат.