Дверь с той стороны. Исток - [3]

- Следить за состоянием экипажа - это моя обязанность, - ответил, наконец, Устюг. - А на моем корабле принято выполнять свои обязанности и не заниматься чужими. При входе в систему обязанность штурмана - следить за курсом и своевременно брать пеленг.

Луговой улыбнулся.

- Не беспокойтесь, мастер. Пока Солнце впереди и Ригаль справа, нам бояться нечего. А скажите, так глубоко интересоваться состоянием пассажиров тоже входит в обязанности капитана?

- Да, - сухо сказал Устюг. - Входит.

- Но раньше в рейсах капитан доверял это Вере. Кто же беспокоит вас на борту «Кита»? Администратор Карский? Путешественник Нарев? Физик? Или Истомин - вы решили, что он напишет о вас книгу? Не старичок же Петров привлек ваше внимание и не футболист Еремеев, хотя он и чемпион Федерации…

Капитан Устюг молча смотрел на штурмана, пытаясь понять, является ли причиной необычной болтливости предфинишная лихорадка, что треплет порой молодых судоводителей, или просто нахальство.

- Мила едет с мужем, - продолжал перечислять Луговой. - Актриса влюблена не в вас. И если только мы не везем зайцев, то это может быть лишь Зоя Серова. А она…

Нет, решил капитан, никакая не лихорадка. Простое мальчишеское нахальство пополам с любопытством.

- Пост-Юпитер уже пять секунд ждет ответа, - сухо сказал он.

- Виноват, мастер, - спохватился штурман. - Прости.

- Ох, и молод ты, Саша, - Устюг вздохнул то ли с сожалением, то ли с завистью. - Вызовешь меня, как только будет связь с Землей.

- Решаюсь привлечь ваше внимание, дорогой администратор: вот человек, который не боится испортить капитану настроение. Ученые вообще немного самонадеянны, вы, конечно, уже не раз замечали это. Некоторая самоуверенность свойственна всем, кто имеет дело с фактами, неизвестными другим. Разумеется, это не относится к присутствующим… - добавил Нарев, увидев, что Карский поморщился.

Физик Карачаров подтащил кресло поближе к Зое и с размаху плюхнулся в него.

- Ути малые, - сказал он. - Крохотные девочки не должны скучать. Сейчас мы улыбнемся. Ну - раз, два! Что же вы?

Господи, и этот не прошел мимо. А ведь целый месяц казался человеком не от мира сего, жил в каких-то иных измерениях и разве что не подносил за обедом ложку к уху. Что делать? Обрить голову? Прилепить нос до пояса? И прилепила бы, не пожалела себя. Но ведь не всякое внимание надоедает, и кто-то один должен смотреть, смотреть до рези в глазах. Ради одного приходится терпеть остальных. Не сидеть же безвылазно в каюте?

Зоя вздохнула.

- Вы сегодня неузнаваемы, - любезно сказала она. - Закончили, наверное, вашу работу?

- Работу? - Физик, казалось, на миг растерялся. - Нет, к сожалению. Всегда не хватает какой-то недели… слишком быстро стали летать корабли, что ли? - Он моргнул, развел руками. - Или я живу медленно?

Вот об этом пусть и говорит.

- Почему же вы поторопились лететь?

- Вызывали соратники по школе. Научной, конечно. Там завариваются дела…

- Интересно. Расскажите.

Но он не поддался на уловку.

- С удовольствием - когда останемся вдвоем.

Это вышло хорошо, почувствовал Карачаров. Он был сегодня ловеласом, донжуаном, покорителем сердец, и обожательницы валялись у его ног. Так он воспринимал этим вечером себя и весь окружающий мир. Мир этот был условен, и его позволялось вообразить каким угодно: настоящей оставалась лишь математика и то, что можно было выразить с ее помощью. Модели своего личного мира Карачаров строил в зависимости от настроения.

- Боюсь, вы поздно спохватились, - сказала Зоя равнодушно. - Рейс кончается.

- Что такое эти полтора месяца по сравнению со временем, которое у нас впереди!

- Впереди у нас - разные времена. Я недолго буду на Земле. Сдам материалы, истории болезни со Стрелы-второй, проведу контрольный эксперимент…

- На Стреле-второй все женщины так прекрасны? Хотя, конечно, нет, вы везде будете исключением. А что с вами стряслось?

- Со мной? Ничего.

- А болезнь?

Она улыбнулась.

- Болела не я. Хотя, возможно, в науке и останется «болезнь Серовой».

Зоя постаралась, чтобы это прозвучало не слишком самоуверенно.

Физик снова стал на миг серьезным.

- Вы, значит, что-то закончили. Завидую.

- Ну, не совсем еще. Просто оттуда нет регулярного сообщения с Землей, да и с Анторой - редкое. Вот я и воспользовалась возможностью. - Она помолчала. - И потом… просто не хотелось там оставаться.

- А что же дальше?

- Умчусь куда-нибудь, где поглуше, - искать новое заболевание.

- Зачем же так далеко? Вот я: затронуто сердце…

- Фу, - сказала она, - какая пошлость.

- Могу иначе: хочу, чтобы вы были со мной.

- Вы привыкли четко выражать мысли.

- Не понимаю, почему мне прямо не сказать того, что я думаю. В науке не принята фигура умолчания. У каждого явления есть свое имя, и, отказавшись от него, вы ничего не сумеете доказать.

- Вам не кажется, что вы рискуете?

- Мне нечего бояться: женщина обижается, только если ей не воздают должного. В конце концов поведение каждого человека - и ваше в том числе - сводится к уравнениям. А решать уравнения я привык.

- И что же из них следует? Мне, непосвященной, наверное, не разобраться?

- Кое-что могу пояснить популярно: я - гений. Понимаете? Тощий тип, сидящий рядом с вами и созерцающий ваши колени, - гений. Ну, признайтесь, часто ли гении пытались добиться вашей взаимности? Но я добьюсь ее.