Дверь на Сатурн - [2]

Он вышел из планетария и начал несложные приготовления к задуманному путешествию. Сменив алую мантию владыки мира, подбитую соболем, на грубый домотканый плащ и сняв с себя все амулеты и талисманы, колдун вышел в сад, окружавший его затерянный в горах дворец. Он не оставил своим многочисленным слугам никаких указаний, ибо эти слуги были роботами из железа и бронзы, и колдун знал, что они безо всяких приказов будут выполнять свои обязанности до тех пор, пока он не вернется.

Пересекая хитроумный лабиринт, из которого лишь он один мог найти выход, маг подошел к краю отвесного обрыва, откуда похожие на питонов лианы уходили в бездну, и металлические пальмы грозили своими смертоносными саблевидными листьями широко раскинувшемуся горизонту планеты Цикарф. Города и империи, покорные его магической власти, расстилались перед ним, но, едва удостоив их равнодушным взглядом, волшебник пошел по дорожке из черного мрамора, вившейся по самому краю обрыва. Вскоре он достиг узкого мыса, над которым неизменно висело густое бесцветное облако, заслоняя вид на земли, лежащие под ним. Тайна этого облака, открывающего проход в разные измерения и самые укромные уголки Вселенной, была известна лишь одному Маал Двебу. Он построил на этом мысе серебряный подъемный мост, и, опуская его конец на облако, мог попасть в какое угодно место на Цикарфе или даже пересечь безвоздушное пространство между планетами.

Произведя несколько крайне запутанных расчетов, колдун взялся за рычаги управления легким мостиком так, чтобы другой его конец опустился в то самое место, которое он хотел посетить на Вотальпе. Затем, убедившись, что его расчеты и настройки безупречны, маг прошествовал по серебряному мосту в поразительный сумрачный хаос облака. Погрузившись в непроницаемый мрак, он почувствовал, как его тело словно натянулось над необъятной бездной, а руки и ноги изогнулись под немыслимыми углами. Единственный неверный шаг мог забросить его в такие места Вселенной, откуда все его изощренное колдовство не смогло бы вернуть его назад, но он часто бродил по этим скрытым тропам, и не потерял равновесия. Переход, казалось, занял целое столетие, но, наконец, колдун вынырнул из облака и спустился по дальнему концу мостика.

Перед ним развернулась картина, привлекшая его внимание к Вотальпу. Его взгляду предстала субтропическая долина, ровная и открытая, постепенно уходящая вверх, во всем вообразимом разнообразии растительности, ощеренная вдали, у скал и ущелий мрачных гор, зубами из кроваво-красного камня. Еще только разгорался рассвет, но янтарное солнце, медленно освобождаясь из плена тени карминового светила, уже начало окрашивать ночную долину странным медно-рыжим светом. Изумрудное солнце все еще скрывалось за горизонтом.

Выход из межпланетного тоннеля пришелся на поросший мхом бугор, за которым клубилось бесцветное облако, такое же, как и у потайного мыса на Цикарфе. Маал Двеб ступил на холмик, нимало не заботясь о мосте. Он останется там, где странствующий волшебник его покинул, до его возвращения. Если же за время его отсутствия какое-нибудь создание с Вотальпа дерзнет пересечь бездну и потревожить его горную цитадель, наглеца настигнет ужасная гибель в западнях и закоулках лабиринта или от рук его верных железных слуг.

Спустившись с холма в долину, волшебник услышал жуткое заунывное пение, точно сирены оплакивали какое-то непоправимое горе. Пение исходило от группы необычных существ, наполовину женщин, наполовину цветов, растущих в низине у тихой пурпурной реки. Там росло несколько дюжин этих красивых и очаровательных существ, чьи жемчужно-розовые женственные тела поникли на алые бархатные ложа трепещущих лепестков, к которым они крепились. Эти лепестки держались на плотных массивных листьях и крепких коротких стеблях с цепкими корнями. Цветы располагались неровными кругами, густо теснясь в центре и образуя зияющие дыры во внешних рядах.

Маал Двеб приблизился к женщинам-цветам с некоторой опаской, ибо он понимал, что они – вампиры. Их руки плавно переходили в длинные, бледные, как слоновая кость, и более стремительные и гибкие, чем разящие змеи, усы, которыми они обычно связывали опрометчивых путников, привлеченных их колдовским пением. Конечно, зная неумолимые законы природы, Маал Двеб в своей мудрости не порицал такой вампиризм, но, с другой стороны, совершенно не жаждал оказаться жертвой.

Он обошел эту странную клумбу на почтительном расстоянии, скрытый от их взглядов огромными валунами, пышно заросшими высокими желтыми и красными лишайниками. Вскоре он приблизился к беспорядочно разбросанному внешнему ряду цветов, находящемуся в противоположном направлении от того холма, где он приземлился. И здесь его глазам предстала картина, подтверждающая то, что он видел в искусственном мирке своего планетария: дерн был разворочен в том месте, где пять цветков, растущих поодаль от других, были с корнем вырваны из земли и куда-то унесены. В своем планетарии колдун стал свидетелем похищения пятого цветка, и понял, что подруги оплакивают ее.

Внезапно, точно разом забыв свое горе, причитания женщин-цветов перешли в громкое, мелодичное и сладострастное пение Лорелей. По этому признаку волшебник сообразил, что его присутствие раскрыто. Хотя и привычный к разного рода колдовским чарам, он обнаружил, что далеко не равнодушен к манящему хору опасных голосов. Вопреки своим намерениям, словно забыв об опасности, он выглянул из-за спасительных валунов, поросших лишайником. Обманчиво медленно мелодия зажгла в его крови огонь странного возбуждения и ударила в голову, точно хмельное вино. Шаг за шагом, постепенно теряя осторожность, чему он сам впоследствии не мог дать внятного объяснения, чародей приблизился к цветам.