Дверь № 3 - [22]

Наконец – как раз после того, как Лора сделала мне предложение, – я попытался погнаться за ним. Однако, как это часто бывает во сне, он постоянно ускользал от меня, все время оказываясь за соседним углом, увертливый, как надоедливый комар, которого никак не удается прихлопнуть. Мелькнул красным пятном в путанице торговых рядов Восточного рынка… Промчался мимо на остановке, глядя на меня сквозь замутненное дыханием окно трамвая. Выбившись из сил, я присел на бетонную плиту набережной реки Детройт и стал смотреть на воду. Повернул голову, и вот он снова – барахтается, весь промокший, в струе фонтана на площади. Я встал и незаметно подошел сзади. Мальчик оглянулся. С промокших вихров по лицу стекали извилистые ручейки. Долго и пристально он глядел на меня, потом совершенно непринужденно, словно как всегда, взял меня за руку и потянул к лотку со сладостями.

– Морожен-ное, – странно выговорил он, и я купил ему клубничное на палочке в форме ракеты. Он тут же принялся жадно поглощать лакомство, подбирая капли языком и пачкая губы красным. Мы уселись на скамью в самом верхнем ряду амфитеатра напротив отеля «Понтшартрен». В воздухе проплыл синий воздушный шарик, поднимаясь все выше и выше, пока не превратился в едва заметную точку на голубом небе.

– Откуда ты? – спросил я.

Он беспокойно заерзал, совсем по-детски, и не ответил.

– Кто твои родители?

Пустой взгляд. Молчание.

– Где ты живешь?

– Покажи свои часы, – попросил он и, взяв их в руки, принялся увлеченно нажимать кнопки.

Я начал терять терпение.

– Да кто ты, в конце концов? Привидение?

– Я не привидение. У привидений не бывает снов.

– Зачем ты здесь?

Лицо мальчика внезапно изменилось, выражая радость и удивление, словно какая-то дверь, до сих пор запертая, наконец открылась.

– Вот! Правильный вопрос. – Он с облегчением вздохнул. – Я думал, ты так и не спросишь. – И, скрестив ноги на скамье, повернулся ко мне. – Спасибо за угощение, док.

– На здоровье.

И тут снова, как и в прошлых снах, на меня вдруг накатила какая-то вселенская грусть – без всякой видимой причины, столь неожиданно, что я понял: это не мои чувства, а чужие. Да что же, черт возьми, такое происходит? Я консультирую инопланетянку, моя девушка не хочет со мной разговаривать (к тому времени наши отношения с Нэнси совсем разладились), голова ноет не переставая, «Детройт Пистонс» опять проиграли, и, в довершение всего, меня взялся преследовать какой-то мальчишка с… и ведь я знал, отлично знал, кто он и откуда!

– Ты один из них! Ты оттуда!

– Ну да, – кивнул он.

– Но зачем? Что тебе нужно? Почему именно я?

– Дело в том… – Он вдруг осекся и осторожно дотронулся до моей руки. – Какой ты волосатый! – Потом продолжал: – Просто я решил… Понимаешь, когда ты еще маленький, они просто берут тебя и сажают в комнату снов. Там вообще нечего делать, можно только спать и смотреть сны, иначе совсем скучно, нет даже картинок – пустые стены, и все. Они ждут, когда ты начнешь о чем-нибудь думать, потому что любят картинки, особенно картинки из снов. Вот как эта. Только записывать сны не могут. Понимаешь? У них только фильмы памяти. Иногда дают увидеться с матерью, но ненадолго, и не дают до нее дотронуться и все такое – не любят они этого. Мы просто разговариваем, и вес. Вот она и рассказала мне о тебе. Я захотел встретиться, и…

Полный бред.

– С ними с ума сойдешь, пока заставишь себя выслушать, – продолжал он, – но иногда они разрешают посмотреть ленту-другую. Я оттуда и узнал о бейсболе и об Элвисе тоже. Ты его видел?

– Только в фильмах.

– Я тоже. Элвис – это сила! Вот кто умеет петь!

– Он умер, – заметил я и тут же понял, что допустил бестактность.

Глаза мальчика налились слезами, рот искривился печальным полумесяцем.

– Черт! Правда?

– Да. Извини.

– Черт… – повторил он, в сердцах ударив своим маленьким кулачком о бетон. Повертел в руках палочку от мороженого и продолжал: – Ну, в общем, я пришел сказать тебе, что там паршиво. Чертовски паршиво на самом деле. Не поиграешь и заняться нечем. Я все фильмы уже по два раза пересмотрел… – Он поднял на меня пристальный взгляд. – Не думаю, что стоит это делать.

– Что?

– Понимаешь… Ты мой единственный выход. Так что забудь все это! – Он решительно помахал рукой перед моим лицом, будто стирая что-то. – Ну зачем тебе трогать эту женщину? – Потом вздохнул, поднимаясь на ноги. – Ладно, мне пора. Ты уже просыпаешься. – И потрусил прочь. Я кинулся следом. Он обернулся. – Брось, все равно не догонишь.

Нас разделяло метра три. Я рванулся вперед изо всех сил и в падении успел схватить его за ногу. Мне почему-то казалось, что так я узнаю наверняка, настоящий ли он. Мальчик задумчиво посмотрел на мою руку, потом мне в глаза.

– Точно как они.

– Да кто ты такой, черт побери? – вспылил я.

– Твой будущий сын, – пожал он плечами. Я отпустил его и сел на траву.

– Но ты не думай… оно того не стоит… папочка, – проговорил он с дрожащей улыбкой. – Я не… не хочу быть… никем. Только не там.

Я закрыл глаза, не в силах вынести его взгляд. Когда снова открыл, его уже не было. Потом я проснулся, весь обмотанный влажными простынями.

Одна фраза из этого сна преследовала меня потом очень долго, звуча каждый раз на особый лад: