Дверь № 3 - [14]

– То есть колесо. Или летающее блюдце. Просто наши измерения пересекаются на поверхности воды.

Весьма занимательно. Я недоверчиво прищурился.

– И сколько у них всего этих измерений?

– Раньше думали, что только шесть. Ваши четыре и еще два у них. Но, по последним данным, на самом деле не меньше десяти.

– Наши четыре? – удивился я. – Почему четыре?

– Вверх-вниз, вперед-назад, влево-вправо, ну и конечно, время.

– Ах да… а какие у них еще два?

– Внутрь и наружу, наружу и внутрь. Что, так трудно представить?

Наверное, я нахмурился. Я всегда хмурюсь, когда силюсь что-то понять. Чем больше конкретных деталей появлялось в Лориных историях, тем более мне становилось не по себе. Наверное, кто-нибудь поумнее меня давно уже разнес бы ее фантазии вдребезги, а я мог лишь задавать наивные вопросы и тонуть во все новых и новых ответных подробностях, стыдясь их чудовищной абсурдности. Мне не раз приходило в голову, что все это какой-то невероятный сон – из тех, которыми можно управлять: общаться со странными вымышленными существами, нарушать законы физики, летать по небу и беседовать с гигантскими жабами, уплетающими шоколадных мух в шикарно отделанном салоне золотого дирижабля. Но как же утомительно было это путешествие в страну снов!

Я вытер пот со лба и глянул на часы. Слава богу, что существует время. «Время». С тех пор, как появилась Лора, я уже не воспринимаю этого слова без мысленных кавычек.

– Нам пора заканчивать.

Обычно после нескольких бесед с пациентом мой первоначальный диагноз подтверждался. На этот раз удача покинула меня. Лора отсчитывала свои обычные три двадцатидолларовые и десятку, а я задумчиво разглядывал ее ногти – пурпурного цвета, неровно раскрашенные короткими горизонтальными мазками, как у маленькой девочки, подражающей матери. Иммигрантка, неловко копирующая моду незнакомой страны? Или…

Иногда я чувствовал себя рабочим из парка аттракционов, который случайно оказался на своей собственной карусели и делает круг за кругом, не в силах дотянуться до щита управления, чтобы покончить с бесконечным вращением. Странная аналогия, я согласен, но и ситуация была не менее странная. Что делать? Как поставить точку?

Я пишу все это и вижу перед собой лицо Лоры – не спокойное и уверенное, как у меня в кабинете на первых беседах, а то, другое, полное хрупкой болезненной красоты, которое я увидел только месяцы спустя. Мы были в постели, когда началась гроза, и отблески молний выхватывали из темноты устремленные на меня зеленые глаза с узкими неподвижными зрачками, в которых светился ужас. Ей было по-настоящему страшно. Я никогда этого не забуду. После целого года общения, в момент максимально возможной близости, когда наслаждение друг другом должно было, казалось, свести на нет наши различия, мы все-таки оставались чужими. Глаза Лоры выражали близость, опасливую близость, словно ее заперли в одну клетку с незнакомым существом, которому опасно доверяться, и в то же время отстраненность – так какая-нибудь рыба рассматривает сквозь прозрачный лед лица грозных великанов, обитающих в ее рыбьих небесах. Мне до сих пор больно вспоминать ту грозу. Мы лежали обнявшись и считали секунды между вспышками и ударами грома, называя одни и те же цифры. Лора подняла глаза и вдруг погладила меня по щеке.

– Я лгала тебе, – прошептала она.

6

Хоган встретил меня в коридоре у двери палаты.

– Что ты так поздно? – спросил он, глядя на часы.

– Да вот, зашел…

– Господи, цветы, а мне и в голову не пришло.

– Как поживаешь, братец?

– Да ничего. Вы разминулись с Энджи, она только что была здесь с девочками. Гватемала – это где?

В этом весь Хоган. Любые дела только отвлекают его от мыслей о чем-то еще более срочном.

– Вроде бы в Центральной Америке.

– Ей пришла в голову идиотская идея поехать туда с миссионерами.

– Да ну?

– Я даже не знаю испанского! И на работе без меня все зависнет.

– А детей куда?

Он застыл как громом пораженный.

– Я и забыл совсем. Ну конечно!

– Может, это просто игра? – задумчиво предположил я. Никогда не могу удержаться, чтобы его не поддеть.

– Ты думаешь? – оживился он. – Типа кризиса среднего возраста? Я читал о таких вещах в дайджесте.

Хоган мнит себя тонким знатоком психологии, но по всем вопросам, касающимся особой породы, именуемой «женщины», он всегда советуется со мной, хотя, впрочем, никогда не следует моим рекомендациям.

– Запросто.

– Надеюсь, что так. Терпеть не могу испанский.

– А как она? – Я кивнул на дверь, из-за которой слышались оживленные голоса – телевикторина или семейный сериал.

Брат покачал головой.

– Совсем плохо, Джонни. Приготовься к худшему.

– Она не в коме?

– Нет, но желтая как лимон. Разлитие желчи. Боже мой, ее как будто намазали маслом.

– Главное, как-то все вдруг…

– Врачи говорят, что она уже несколько месяцев была серьезно больна. И как всегда, никому ни слова. До последнего заправляла в своем совете прихожан. – Наклонившись, он шепнул мне на ухо, будто нас мог кто-нибудь подслушать: – Уже затронут позвоночник, осталось совсем недолго. О тебе спрашивала… – Он опустил глаза и добавил, явно делая над собой усилие: – Слушай, ты только не подумай, что я… Ты не хочешь извиниться?