Двенадцать слонов - [11]
Но однажды на остров приплыл великан. Можешь себе представить, что за уши у него были! Великанские. У Чудовища даже слюнки потекли. Оно тут же превратилось в Чудесницу.
«Поди-ка сюда», — нежно пропела Чудесница и поманила великана мизинчиком.
«Не, не пойду», — ответил великан и отправился гулять по острову.
А чудовищная Чудесница плелась за ним и упрашивала:
«Ну, подойди. Ну, что тебе стоит? Я тебе кое-что на ушко шепну».
«А мне не интересно», — отвечал великан.
Тут уж безухие жители острова к нему пристали. Они ему все уши прожужжали.
«Да брось ты, — наушничали они, — позволь нашептать себе на ухо».
«Отстаньте! — сердился великан. — Уши вянут от вашей болтовни!»
«От тебя не убудет», — нашёптывали безухие, хотя знали наверняка, что убудет.
Но великан и ухом не повёл…
Ночник ненадолго умолк и задумался.
— А принцесска… — продолжал он.
— Откуда взялась принцесска? — удивился бродяжка.
— Из сказки, — спокойно ответил ночник.
— А как же та сказка, про Чудовище, которое питалось ушами?
— Фу, — поморщился ночник. — Неужели я рассказывал такую страшную и невкусную сказку? И потом, имею я право выбирать ту сказку, которая мне больше нравится? Тогда слушай. Жила… Ну вот опять забыл. Ах да! Жила-была! Жила-была прекрасная принцесска. У неё были золотые волосы и пятьдесят тысяч берберских курочек. Все эти белые как снег курочки несли белые крошечные продолговатые яички, которые принцесска любила есть на завтрак.
И ещё у принцесски был один берберский петух. Он не нёс яиц, зато умел веселить курочек. Он знал ровно пятьдесят тысяч весёлых историй. На каждую курочку по истории. Но самая весёлая история надоест, если её слушать без конца. И белые берберские курочки заскучали. Каждая из них знала наизусть историю, которую расскажет ей берберский петушок утром. Да, на пятьдесят тысяч берберских курочек мало одного берберского петуха, даже если он очень весёлый.
«Что с вами, курочки? — спрашивала принцесска. — Отчего вы такие печальные? Может быть, вы голодны?»
«Ах, нет!» — отвечали курочки.
«Может, вы боитесь лисы?»
«Ах, нет!»
«Что же мне с вами делать?»
«Ах, ничег-о-оо!» — отвечали курочки и зевали.
И принцесска расстроенная ложилась спать в свою шёлковую постель. И долго не могла заснуть, размышляя, что же происходит с её берберскими курочками? А потом всё-таки засыпала. Но как-то утром она проснулась и увидела… пятьдесят тысяч чёрных курочек и в каждом гнезде по одному чёрному яйцу…
— Как же так? — перебил бродяжка. — Ты говорил, что курочки были белые!
Ночник вспыхнул от возмущения, и жёлтый круг света ударил бродяжку по глазам.
— Научись слушать! — вскричал ночник. — Ночью проходила мимо Печная Труба. Она пыхнула на курочек — ПЫХ! — и они почернели. Ясно?
— A-а! Тогда другое дело. Рассказывай. Я слушаю.
— В ящике стола, где хранились ножницы…
— Постой-постой, ты что-то путаешь. Какие ножницы?
— Пляшущие. Пляшущие ножницы. Так называется сказка.
— А как же принцесска?
— Это глупая сказка. Терпеть не могу дурацких историй о принцессках с золотыми волосами, у которых нет другого дела, как целый день серебрить яйца берберских курочек.
Так вот, в ящике стола вместе с ножницами лежали иголки, нитки, цветные лоскутки, обрезки резинок, ленты, пуговицы, запонки, пяльцы, портновские мелки, сломанная авторучка, перчатка без пары, собачий ошейник, засохшая палочка дрожжей, пластмассовый шарик и ещё много разных разностей и всякой всячины. И всё это перепуталось, переплелось, скаталось, свалялось, смоталось в один большой беспорядочный клубок. Не разберёшь, что и как, где что и что к чему.
«Ах! — восклицали ножницы. — Мы этого не выдержим! Ни повернуться, ни развернуться, ни потанцевать!»
Как-то утром чья-то рука приоткрыла ящик и сунула туда связку ржавых ключей. Этого было достаточно, чтобы ножницы выскочили наружу, скользнули по паркету, подскочили на подоконник и вывалились через открытое окно во двор. Ножницы воткнулись в мягкую землю своими острыми прямыми ножками и поглядели вокруг двумя круглыми колечками. Они оказались в саду в окружении испуганных розовых кустов, дрожащих нарциссов, трясущихся гиацинтов, трепещущих тюльпанов.
«Привет!» — сказали ножницы.
«Не очень рад вас видеть», — ответил розовый куст.
«Никогда не мечтал с вами встретиться», — проворчал гиацинт.
А пион высунул свою взъерошенную голову из-за куста и пискнул:
«Садовые ножницы — не самый желанный гость в саду».
«Мы вовсе не садовые, — сказали ножницы. — Мы портновские и притом пляшущие».
И ножницы заплясали, завертелись на кончике длинной острой ножки. Они кружились, взлетали, вихрем носились по саду и слышалось только: ЧИК! ЧИК! ЧИК! Ножницы танцевали в самой гуще цветов. И с хрустом переламывались подрезанные стебли, шуршали опавшие лепестки, хлопались на землю откромсанные головки цветов. А ножницы ничего не замечали, они упивались собственным танцем, и казалось им, что это раздаются хлопки, слышится шёпот восторженных зрителей.
Так ножницы проплясали по траве, по кустам, по головам цветов, вспрыгнули на ограду и очутились на улице. Они дробно пристукивали острыми ножками.
«Ух, дёрнем!» — ухали ножницы и пропарывали брюки.
