Двенадцать миль вброд. Приключение в Мексиканской долине - [2]

Я совсем недолго пробыл в Теотихуакане, когда понял все это; понял и то, что защитить нашу позицию с помощью имевшихся в моем распоряжении сил невозможно. Будь я предоставлен самому себе, я бы немедленно покинул эту позицию и занял более удобную в Тескоко. Однако я не мог принимать решения; мной командовал тупоголовый автстрийский майор, который и не подозревал об опасности. Он даже считал нас в такой безопасности, что вместе со всем отрядом отправился в безрассудную ночную вылазку к древним пирамидам. Там мы попали в засаду, и врагов было втрое или вчетверо больше, чем нас. К своему стыду должен сказать, что мы сопротивлялись очень слабо; по крайней мере мои солдаты тут же побросали ружья и разбежались. Мы с Блаунтом, вторым лейтенантом ирландцем Макуином и десятью-двенадцатью лучшими солдатами попытались отбиваться; но остальные нас покинули, нас вполне могли проткнуть копьями, и нам тоже пришлось бежать. Впрочем, случай не тот, ради которого стоит пожертвовать жизнь. Что касается меня самого, то я достаточно потерял в этой стычке и вышел из нее с безжизненно свисающей рукой.

Последовало беспорядочное отступление в Теотихуакан. Но здесь мы не остановились; задержались всего на минуту, чтобы прихватить свои самые ценные вещи; потом снова бегство к Тескоко; первым бежал храбрый австрийский майор со своими солдатами в белых мундирах. Я со своими двумя лейтенантами и остатком отряда остался позади; с каждой минутой мы отставали все больше. Макуин был ранен тяжелее меня, ему копье пробило бедро, и он с трудом держался в седле. Оставить его означало обречь на верную смерть, может, и на пытки. Тогда действовал закон «зуб за зуб», и никто не проявлял милосердия. Ни Блаунт, ни я не могли решиться оставить товарища и потому решили держаться рядом с ним, пока есть возможность. Это было нелегко: утомительно и тревожно; каждую минуту мы ожидали появления преследователей.

Я так никогда и не узнал, почему нас не начали преследовать немедленно. Вероятно, потому что у врага были в основном пехотинцы, и их задержал грабеж оставленного нами добра в Теотихуакане. Во всяком случае мы беспрепятственно достигли Тескоко вместе с раненым товарищем. Но какое разочарование! Не только наш майор со своими быстрыми всадниками уже исчез из города – его оставил весь императорский гарнизон. Эвакуация произошла час назад по приказу из штаба, и курьер, посланный к нам в Теотихуакан, встретился с отступавшими беломундирниками и повернул назад вместе с ними.

Для нас положение не стало бы хуже, если бы не Макуин. Мы тоже могли бы продолжать отступление к столице, но с ним это было невозможно. Он больше не мог ехать верхом и вообще не мог передвигаться. Он потерял очень много крови, и рана причиняла ему ужасную боль. Не было другого выхода, кроме как оставить его в Тескоко, и мы его оставили; но в месте, которое давало ему возможность сохранить жизнь, если рана не окажется смертельной. Он был католиком, и один из городских священников, добросердечный старик приходский пастор, пообещал спрятать его и заботиться о нем, насколько сможет.

Все это заняло немало времени. Но как только мы устроили товарища, Блаунт, я и наши подчиненные – всего нас было теперь около двадцати человек – снова сели в седла и продолжили отступление. Теперь раненый нас не сдерживал и мы могли перейти на галоп; взошедшая луна позволяла хорошо разглядеть дорогу. Большое озеро лежало справо от нас; мы смотрели на его гладкую, словно скатерть, поверхность и хотели бы оказаться на его противоположном берегу, где расположен город Мехико.

Мы в неплохом настроении – насколько оно может быть неплохим у отступающих солдат – миновали старый мост через Рио де Коатепек и по дефиле Корро дель Чималхуакан приближались к деревушке Сан Антонио; оступление всегда бесславно; к тому же у нас было несколько раненых. Но Большая Национальная дорога теперь была всего в лиге от нас, мы уже почти ее видели; а когда доберемся до нее, можно будет считать, что все опасности остались позади: мы знали, что ее патрулируют сильные отряды императорской кавалерии. Успокаиваемые такими мыслями, мы замедлили скорость: наши лошади уже сильно устали. И вдруг белая пыльная дорога перед нами потемнела, на ней показалось темное пятно; при лунном свете мы увидели, что это всадники; блеск оружия свидетельствовал, что перед нами солдаты. Они двигались из Сан Антонио, и по мере того как они выезжали из-за домов, мы увидели, что их не меньше двух сотен.

При виде приближающейся колонны мы натянули поводья и остановились; пытались установить, кто перед нами; может, это патруль, на который мы надеялись. Вы лучше представите себя наши чувства, чем я смогу описать: неподвижный ночной воздух донес до нас возглас: «Мира!Уна патрида де лос инвасорес! (Смотрите! Отряд захватчиков!)»; за ним последовали восклицания: «Анда-аделянте! Вива Хуарес! Вива ля република! (Быстрее вперед! Да здравствует Хуарес! Да здравствует республика!)». Последовавший стук копыт говорил, что всадники перешли на галоп.

Этого было достаточно; мы повернули лошадей к Тескоко. Но даже если бы мы благополучно добрались, надеяться там было не на что. К этому времени наши преследователи, как ни медленно они передвигаются, уже достигли Тескоко, и мы окажемся между двумя группами противника. Да и скакать нам пришлось недолго: когда мы снова оказались в виду моста через Коатепек, то увидели, что он занят еще одним отрядом всадников; они тоже кричали: «