Двенадцать - [35]

Месяц назад отец сказал Белому Майку, что им лучше общаться не на работе, а заняться чем-нибудь, чтобы больше времени проводить вместе. Чем именно они могли бы заняться, отец не сказал. Белый Майк вставал в десять, а его отец— в двенадцать; к часу дня отец собирался и уходил. За ланчем они почти не разговаривали, разве только отец ворчал из-за проблем в своих ресторанах. Домой они возвращались около половины четвертого, а потом звонил телефон, и отец Майка поднимал трубку у себя в комнате.

Белый Майк слышал из-за двери свистящий шепот отец говорил по телефону со своей подружкой. Говорил совсем тихо, но шипящий звук разговора раздавался по всей квартире.

Белый Майк знал, что отец не выйдет из комнаты, и поэтому сидел, касаясь ступнями закрытой двери и прислоняясь спиной к стене напротив. Он сидел и слушал отца, но не слова, которые тот говорил, а просто звуки, просачивающиеся из-за двери, как газ из какого-нибудь треснувшего механизма. Белый Майк не мог понять, о чем отец может так долго говорить. Пока он сидел возле комнаты, светившее в окна солнце, отбрасывавшее короткие белые квадраты света, успело опуститься, и квадраты растянулись и погасли. Белый Майк наблюдал, как пятно света подползло к его ноге, выплеснулось на колени, а потом поползло дальше и растянулось на полу. И ему было невероятно одиноко среди этих вытягивающихся и тающих пятен света. Услышав щелчок — отец повесил трубку, — Белый Майк быстро встал и пошел в свою комнату, где то и дело поглядывал на пейджер, надеясь, что кто-нибудь пришлет сообщение.

Позже отец Белого Майка извинялся за тот телефонный разговор, рассчитывая, что сын его поймет: «Ну ты же знаешь, Майк, каково иметь дело с этими женщинами».

74

Молли у себя в квартире, в доме на углу Восемьдесят первой улицы и Третьей авеню, на двадцатом этаже. Она высовывает голову из окна и смотрит на парк. Молли сняла контактные линзы, так что огни проходящих мимо машин расплываются, и теперь улица кажется ей огромной рекой света, в которой сияют желтые и красные круги, размывающие очертания машин, контуры зданий и фигуры людей. Круги света быстро проносятся внизу, и с улицы доносится шум движения и гудки, но Молли, сидящей у себя в комнате, высоко в небе, без линз и без очков, течение световых пятен видится таким плавным, что резкие звуки кажутся посторонними, никак не связанными ни с чем, происходящим внизу.

Молли очень хорошо одевается, хотя никогда не подбирает наряд заранее. Но сегодня она примеряет разную одежду для завтрашнего вечера. И через десять минут после того, как она начала выбирать вечерний наряд, Молли смотрит в зеркало и видит себя в короткой черной юбке и в маечке. Еще раз взглянув в зеркало, Молли хмурит брови и вопит на свое отражение:

— Такие девушки, как я, в маечках не ходят! Не ходят, не ходят. — Молли срывает с себя всю одежду и выкидывает майку в окно. Некоторое время она стоит голая, и ей становится холодно. Она высовывает голову из окна, чтобы посмотреть, куда упала майка, и замечает ее в кроне дерева далеко внизу. Молли ложится в кровать и засыпает голой.

ЧАСТЬ V Канун Нового года

75

Белый Майк никогда не принимая наркотиков, а Хантер иногда баловался. Самый сильный приход у него случился как-то ночью в декабре прошлого года. Хантер сообщил Белому Майку о своих планах, и тот обозвал его дураком, но Хантер был настроен решительно, поэтому Белый Майк, само собой, решил за ним присмотреть. Они шли по Парк-авеню, начиная от Девяносто шестой улицы, и смотрели на Мет-Лайф-билдинг, поднимавшийся высоко над светящимися от гирлянд деревьями. Вышли они поздно, чтобы улица оказалась пустой. Дело было в воскресенье ночью, светила полная луна, и вокруг было очень светло из-за фонарей, луны и всего остального. А потом Хантера начало глючить, как они и предполагали, и Белый Майк повел его по разделительной полосе посреди Парк-авеню, обводя друга вокруг светящихся деревьев и останавливая его, когда мимо проносились машины.

Каждый раз, когда мимо проезжала машина, Хантеру казалось, что они оглушительно грохочут. Небо было таким ясным, что никакой грозы явно быть не могло, но ведь он слышал такие громкие раскаты. А потом он увидел, как по небу покатились плотные черные облака и закрыли собой звезды, но луна была такой яркой, что, когда ее затянуло, ее все равно было видно, словно она прожгла дыру в тучах. Затем стал накрапывать мелкий дождик, но существовал он только для Хантера.

Белый Майк наблюдал за другом. Хантер постоянно посматривал вверх, как будто боялся что что-то, но не дождь, может упасть с неба. Поэтому Белый Майк тоже взглянул на небо и увидел звезды. Он вспомнил, как какой-то сентиментальный тип у них в классе, а может, даже и Хантер, написал на уроке английского в сочинении, что над Нью-Йорком никогда не светят звезды или что здесь так светло, что их не видно. Ну какая же это ерунда, подумал Белый Майк, который сейчас видел звезды. Их всегда можно разглядеть, если захочешь. Просто никто не бывает на улице поздно, когда они яркие. А мимо проехал большой фургон.

Тогда Хантер почувствовал, как раскат грома прокатывается у него внутри, по костям, и в тот же момент небо разверзлось и пошел настоящий дождь. Хантер видел, что рядом идет Белый Майк, и на него, как казалось Хантеру, направлены все лучи лунного света, которые и не дают ему промокнуть: ведь дождь уже лил изо всех сил, так что улицы стало заливать водой, а Белый Майк оставался сухим. Хантер почувствовал, что вода доходит ему до колен А когда они проходили мимо очередного увитого гирляндами дерева оно вспыхнуло, и вода поднялась и стала гасить огонь, так что повалил невыносимый дым, и Хантер начал бешено махать руками перед лицом, чтобы его разогнать.